Да не судимы будете
Шрифт:
Он замолчал и опустил голову, словно задумавшись. Дав полюбоваться собой и оценить его неоспоримые заслуги, Сергей снова взглянул на судью.
– Но вы видите, ваша честь, какой неблагодарной оказалась моя любимая жена. Она решила разрушить нашу семейную жизнь. Даже детей не пожалела. Однако все в жизни меняется. И я надеюсь, что жена когда-нибудь поймет, что не следует рушить то, что строилось целых десять лет. Особенно теперь, когда я потерял все имущество, которое мне пришлось передать за долги сыну, так как я не мог своевременно расплатиться с ним. Сейчас
– На наш дом?! – не поверила Вера.
– Был наш, да за долги передан сыну. Ты разве забыла, на какие деньги он строился? Сама виновата. Если бы ты не решилась на этот никому не нужный развод, сын не стал бы обращаться в суд с иском о погашении долга по договору займа на строительство дома. Он бы подождал, пока я расплачусь с ним. Это ты виновата в том, что затеяла этот раздел имущества, и сын потерял надежду на то, что вернет свои деньги, которые изъял из бюджета семьи, заняв нам на строительство. Теперь ты понимаешь, что натворила?
Сергей полюбовался Верой, застывшей, как изваяние, и снова обратил взор на судью.
– Поэтому, что касается раздела совместно нажитого имущества, то делить-то, собственно говоря, и нечего, ведь никакого имущества больше нет. Оно передано за долги третьим лицам, решение суда по данному вопросу в деле имеется. Имущество – вот главная причина желания жены развестись со мной.
Он мельком глянул на Веру, словно воды в рот набравшую, и завершил пламенную речь трогательным предложением:
– А может, дорогая, ты все же передумаешь, и мы сохраним нашу семью? Я тебя уверяю: наше материальное положение постепенно наладится. Мы снова заживем обеспеченно и счастливо, – изгалялся изо всех сил Сергей, еле сдерживаясь, чтобы не рассмеяться. – Ты подумай хорошенько. Я буду работать, и лет этак, глядишь, через десять мы снова заживем богатенько, как ты к этому уже успела привыкнуть.
– Нет! Никогда!
Вере казалось, что она видит какой-то страшный сон. Но стоит ей только проснуться, весь этот ужас исчезнет, она снова вздохнет свободно. Вера прижала руки к груди, чувствуя, что ей не хватает воздуха и она вот-вот свалится в обморок прямо здесь, на истоптанный пол здания правосудия.
– Ваша честь, прошу вас удовлетворить мой иск и развести нас. Я и дня не намерена жить с этим человеком. Дети останутся со мной, так как по закону их матерью являюсь я, а он для них – как был чужим, таким и остался. Я одна удочерила девочек. Сергей от удочерения отказался, поэтому не имеет к ним никакого отношения.
– Имел на то полное право. И теперь осознаю, что поступил правильно. Потому что с женой можно развестись, а вот с детьми всегда какие-то сложности, которые мне совсем ни к чему.
– А где же вы жить собрались? И на какие средства? – спросила судья, с усмешкой глядя на женщину, которая собственными руками разрушает свою личную жизнь.
Не перевелись еще дуры на свете, а потому Алла всегда будет с прибылью.
– Пока я
– Вот, ваша честь, она и деньжат скопила, пока жила со мной. Ну что ж, раз ей так не терпится пожить без моей опеки, я не против развода. Только ты не забывай, дорогая, что в квартире зарегистрированы также мой сын с женой и их трое детей.
– Но я никогда не давала согласия на их регистрацию!
– Ты просто забыла. Это я к тому, что даже если ты и соберешься приватизировать квартиру, тебе и твоим родственникам достанется только малая ее часть.
Никонова имела полное право в любой момент прекратить перепалку между пока еще супругами, но она считала себя не только судьей, но и обычной обывательницей, для которой чужая жизнь представляла своеобразный интерес, особенно ее темная сторона. Поразительно, на какие только ухищрения не идут люди, лишь бы застраховаться от случайностей!
Вера видела, с каким уважением смотрит судья на Сергея – словно на героя, пытающегося спасти честь и достоинство своей семьи, и с легким пренебрежением, осуждающе – на нее, непутевую и избалованную любящим мужем бабенку, разрушающую на корню собственное счастье.
Судья Никонова зачитала заранее подготовленное решение: иск о разводе удовлетворить, в иске о разделе совместно нажитого имущества – отказать.
Вера почувствовала, как ее с головой накрывает волна безысходности, лишая способности мыслить, хоть как-то реагировать на происходящее. Раздавлена неправедностью закона, опустошена и духовно выпотрошена, унижена и уничтожена.
Ничего от нее не осталось. Лишь пустая оболочка, жалкая, обессиленная и ноющая, не только от душевной, но и от физической боли. Думать нет желания, двигаться нет сил, плакать нет слез: высохли от тупой обреченности.
Несправедливость, голая без прикрас, отвратительная по сути своей, больно отхлестала ее по щекам, горящим теперь как от физических шлепков. А удары по лицу унизительнее и всегда гораздо болезненнее как для души, так и для тела.
Они остаются с тобой на всю оставшуюся жизнь, порождая всевозможные фобии, начиная с неуверенности в себе и кончая стойкой нелюбовью, даже ненавистью. Так как если не получается поквитаться с обидчиком и наказать его, то человек обращает свой взор на самое слабое звено – себя самого. Вот уж где можно разгуляться: сам себе палач, сам себе и жертва.
Вера с трудом добралась до квартиры, вымученно улыбнулась матери и детям, не желая признаваться в свалившемся на их головы несчастье, и уединилась в своей комнате с уверенностью, что весь мир ополчился против нее. Где ты, справедливость – синоним правосудия?
Зоя Васильевна даже расспрашивать дочь ни о чем не стала. И так ясно: дело проиграно. «Неужели с тех, кому много дано, и спросить-то некому?» – думала она о неправедном судье, пустившем их семью по миру.