Да святится Имя Твоё
Шрифт:
— Ты будешь в безопасности со мной, — бросает предпоследнюю песчинку на чашу весов Аарон Хоудон. — И будешь получать жалование. По истечении нашего договора ты сможешь выбрать себе поместье из собственности церкви, которое официально станет твоим и перейдёт твоим детям по наследству.
Тиарго презрительно кривит рот, и последняя песчинка падает.
— Я согласна, — говорю я громко, и больше не смотрю на друга. Хватит.
Глава 7
Тиарго
— Лис, прекрати! — визжит Олента. —
— Р-р-р-ра-а-а-а! — очередной высокий табурет летит в стену, заставляя самых смелых завсегдатаев заспешить к выходу, втянув голову в плечи.
— Чтоб тебя Темнейший забрал!!! Ты разнесёшь мне весь бар! — красивая брюнетка, с которой мы давно водим нежную и свободную дружбу, с досадой стучит кулачком по барной стойке. — Я не собираюсь оплачивать твои выходки!
— Свои выходки я оплачу сам! — рявкаю я в ответ, но громить всё, до чего дотягиваются руки, перестаю.
Тяжело дыша, приземляюсь на единственный уцелевший стул. Олента, не спрашивая, плюхает в низкий стакан с толстыми стенками практически чёрное пойло, и толкает мне его по гладкой стойке. Ловлю стакан резко, немного расплескав на пальцы сладковатый алкоголь, одним глотком вливаю в себя обжигающую жидкость. За первой порцией спешит и вторая, а за ней и третья. В голове приятно мутнеет, а мысли всё тусклее светятся в моём наполненном злостью мозгу.
— А теперь рассказывай, — как всегда, точно угадывает мою кондицию Олента.
— Она меня бросает, Оли, — с удивлением замечаю, что слова уже пьяно растягиваются на моём языке.
— Подумаешь, новость, — фыркает женщина, доставая второй стакан для себя.
— А для тебя нет?! — взвиваюсь я.
— Да то, что Криста — птица другого полёта, давно было видно всем, кроме тебя, — пожимает плечами Олента.
— Какого демона, Оли? Какого такого полёта? Что ты вообще несёшь? Да мы всю жизнь вместе, и полёт у нас один! А этот демонов священник… Забери Темнейший его душу! — стакан летит поверх черноволосой головы и врезается в полку с дешёвой выпивкой.
Но Олента держит этот бар много лет, и примерно столько же знает меня, а поэтому не пугается моего выпада, только достаёт новую тару и вновь наполняет её для меня.
— Тебе нужно отпустить её, малыш, — она ласково смотрит на меня, чем только сильнее меня задевает. — Ты — такой, как мы, а она — нет. Она никогда не была здесь своей. Пусть идёт дальше.
— Я не хочу, чтобы она куда-то там шла, — злость тухнет во мне, словно вместо слов Олента льёт мне в душу ледяную воду.
Брюнетка замолкает ненадолго, попивая чёрную горячительную жидкость. Красивый профиль отражается в осколках разбитого запущенным мной стаканом зеркала. Она старше меня на несколько лет, а может, даже десятилетий, но её возраст может выдать только холодные, как остывшие кратеры вулканов, глаза.
— Ты бы видела, как она на него смотрела, — я хмуро буравлю взглядом свой стакан. — Как будто бы он божество какое-то, а не человек.
— Просто он может ей предложить больше, чем любой другой мужик
— Ты циничная стерва, — ещё глоток пойла поднимается изжогой. — Всё в жизни меряется предложениями, по-твоему? Криста не такая.
— Конечно, святая Криста, я забыла, — женщина кривит губы, отчего на её щеке образовывается единственная морщинка. — И она сейчас собирает вещи, чтобы уехать с таким же святым. А с тобой — вором и обманщиком — остаётся пить циничная стерва. По-моему, всё встало на свои места.
— Пошла ты, Оли, — отвечаю я поднимаясь. — Моя комната свободна?
— Она всегда свободна, малыш, — бросает уже мне вдогонку хозяйка самого бандитского бара во всей столице. — Не закрывайся, я загляну позже.
Ступеньки двоятся перед глазами. Я даже парочку раз оступаюсь и раскладываюсь на лестнице на четыре кости, но всё же у меня получается добраться до небольшой, но чистой и уютной комнатки под крышей, которую Олента держит специально для наших с ней встреч. Эта комната нравится мне спокойствием и уединённостью, но в этот раз в ней нет ни того ни другого.
На широкой кровати, занимающей почти всё пространство комнаты, нагло расположился мой злейший враг. Точнее, он таковым был, до тех пор, пока судьба не свела меня с Аароном Хоудоном.
— Говорят, Криста уходит, — тянет лениво Дэрги, делая глубокую затяжку самокрутки.
— Ты что здесь делаешь? — я стараюсь навести резкость, чтобы разглядеть этого белобрысого гада.
— Пришёл развеять твою печаль, — хохочет бывший возлюбленный Кристы и мой бывший друг. — Так что, наша девочка пакует чемоданы?
Я пытаюсь пнуть Дэрги, но, надо признать, у меня это не выходит из-за немалого количества алкоголя во мне. Он легко откатывается дальше по кровати и вновь хохочет.
— Не утруждайся, друг. Ты же знаешь, я тоже её люблю, — он выпускает в потолок терпкий дым, со специфическим запахом.
— Проваливай, — говорю я, растягивая слова, и заваливаюсь рядом с Дэрги. — И я её не люблю. Как и ты.
— Ага, — не спорит парень и протягивает мне самокрутку.
Я с удовольствием затягиваюсь, почти сразу чувствую, как голова становится легче, мышцы расслабляются, а на губы заползает привычная глуповатая улыбка. Криста не любит, когда я курю. И не любила, когда курил Дэрги. Поэтому мы всегда делали это так, чтобы она не узнала. Но мне нравится ощущение почти полёта, поэтому я порой впускаю в себя сизый дым и без Дэрги, но также втайне от Крис.
— Ты помнишь, как мы познакомились? — спрашивает белобрысый, блаженно улыбаясь.
— Конечно, — я передаю самокрутку после ещё одной затяжки. — Ты прибился к нам, когда мы с Крис пытались не попасть в банду Левых Головорезов.
— Да, — смеётся Дэрги, вызывая и мою улыбку. — Ленивый Болт тогда неплохо вас прижал. Пришлось залечь на дно на целый год.
— А помнишь, как ты принёс нам протухшую кукурузу? — хохочу я, радуясь своим воспоминаниям. — Криста тогда сказала, что ты редкостный придурок.