Да забыли про овраги #play_to_return
Шрифт:
Я взял в руки микрофон, откашлялся, предупредил экипаж, что сейчас будет подключение к общему эфиру, нажал на кнопку и голосом разбитного экскурсовода, весело сказал:
– Уважаемые дамы и господа, ввиду несколько забуксовавшей ситуации, предлагаю свои услуги для скоротечной разведки позиций противника. Меня зовут Лом, внимательно следите за моим болидом и готовьтесь разбирать цели по рукам и на запчасти. Запомните хорошенько, Лом!
– Вот это дело.
– Лом, давай, мы верим в тебя!
– На таком корыте он цели будет светить пару наносекунд.
–
– Где-то я уже этого Лома видел. Отжигал и там, как лазерный резак.
– Ну давай, давай, посмотрим.
Голоса в наушниках всё бубнили и бубнили, но мой интерес к разговорам в эфире на этот раз был полностью исчерпан. Внимание к себе я привлёк, осталось теперь красиво блеснуть и ярко умереть. Ложкин чётко повернул машину налево и гнал теперь по дороге, идущей у подножья гряды холмов. Я отключил рацию, чтобы не отвлекала.
– Вон, смотри Гриня, на два часа склон немного более пологий, а на час - что-то вроде русла ручья и там гребень словно стёсан немного. Нам нужно очень быстро подняться туда, а потом, не сбавляя скорости, перевалить через вершину. У нас только одна возможность прожить на несколько секунд дольше танкетки - въехать прямо в боевые порядки "синих". Ведь они этого просто не ждут.
– Доступно, командир, - сказал Ложкин, крутанул свой штурвал, дёрнул за рычаг передачи и утопил педаль газа.
Бронетранспортёр взревел разъяренным зверем и бросился на штурм склона.
Замена двигателя отразилась на поведении машины самым живительным образом. Полулёжа в своём кресле и видя перед собой только склон холма, покрытый менее густым лесом, чем подножие, да вершину на фоне серого неба, я вдруг понял, что буквально всем организмом сотрясаюсь от дикой вибрации, идущей из недр железного зверя. Несмотря на то, что мы пёрли в гору, наша скорость, как мне показалось, только возрастала. Мощь колёсно-гусеничной машины наполнила меня детским радостным изумлением от встречи с неожиданным чудом. Вот уж, получил удовольствие от покупки движка, что называется, на все деньги.
Ложкин довернул влево, в широкий овраг, ведущий к вершине немного наискось. Впереди, у самой верхушки вдруг показался обгоревший корпус танкетки, которую до этого не было видно из-за кустов. По всей видимости, она пыталась вести здесь разведку ещё до нашего появления на поле боя. А может, и просто была нарисована вместе с картой. В любом случае, её печальное состояние в таком месте грубо намекало очередному разведчику, что место это с той стороны хорошо пристреляно. А для самых тупых, последние три десятка метров весь склон был изрыт неглубокими воронками.
– Давай, Гриня, выжми всё, что сможешь, - сказал я, с опаской вглядываясь в лунный ландшафт "финишной прямой".
– Даже, если после этого движок только в утиль сдавать.
Собственно, внутренне я был уверен, что Ложкин и так ведёт бронетранспортёр на максимально возможной скорости, а следовательно моя реплика уйдёт в анналы истории, как абсолютно бессмысленная. Но водитель внезапно сунул руку куда-то под штурвал и вытянул за чёрную рукоять длинный шток. Двигатель
– О-ё-ё-ё-ёй!
– завопил я, когда в правом окне стремительно мелькнул чёрный остов сгоревшей танкетки, а в лобовом вдруг открылась серая бесконечность неба, куда мы рвались с пугающей скоростью.
Бронетранспортёр трясся мелкой дрожью, как в лихорадке, более крупные сотрясения выдавали успешное преодоление ямок и бугорков, и всё отчетливее сквозь завывания двигателя был слышен зубодробительный металлический дребезг, словно вся конструкция машины готовилась войти в резонанс и взорваться фонтаном запчастей безо всяких вражеских снарядов.
Момент, когда земля под гусеницами закончилась и наш транспорт из наземного временно перешёл в разряд воздушных, прошёл для меня незамеченным. Но когда вдруг непроизвольно обмякли коленки, а желудок вдруг принялся болтаться где-то в районе горла, я как-то сразу понял, что мой первоначальный план по быстрому переваливанию через гребень холма, выполнен процентов эдак на триста, а то и на пятьсот. В ореоле из комьев земли, бронетранспортёр легко оторвался от "трамплина", завис на миг в воздухе, и продолжая движение по баллистической траектории, полетел вниз. На весьма крутой склон, оценить опасность которого я как-то даже и не сообразил.
Ложкин вдруг сделал резкое движение рукой и двигатель замолчал. Я почувствовал, как на голову давит металлическая крыша бронетранспортёра.
– Йе-ху-у-у-у!
– заорал радостно Зверев и оба пулемёта ударили разом, заполняя ритмичным стаккато пугающую тишину, а мы всё продолжали падать вниз, словно в страшном бесконечном сне.
– Ну вот и всё, - ещё успел сказать я, и в этот момент машину сильно толкнуло снизу, и меня придавило к креслу.
Мимо окон полетели во все стороны фонтаны земли и камней, а многочисленные удары снизу и устрашающе громкое шуршание вкупе с лязгом железа, заставили меня зажмуриться в ожидании быстрого финала. Ещё один мощный удар снизу резко изменил положение машины и бросил меня вперёд, прижав щекой к лобовому окошку. От этого удара оба пулемёта на пару секунд замолчали и стала слышна оглушительная канонада, в которой выстрелы орудий и разрывы снарядов на самых разных расстояниях, смешались в один лихорадочно пузырящийся в ушах, коктейль.
Продолжая лежать лицом на лобовом стекле, я скосил глаза и увидел стремительно убегающую под днище более-менее ровную поверхность склона и весьма толстую сосну, стоящую прямо у нас на дороге и вполне готовую к приему в крепкие объятия нескольких тонн металлического хлама. Вокруг моей головы по стеклу весело скакали латунные гильзы.
– Гриня!
– рявкнул я, отталкиваясь руками от передней панели.
– Левее! Левее бери!
Ложкин вцепившись руками в штурвал, неподвижно смотрел вперёд, и кажется, не слышал меня. Снова ударили пулемёты и, по-моему, если мне не послышалось, довольно захохотал Зверев. Дерево летело нам навстречу со скоростью курьерского поезда.