Да забыли про овраги #play_to_return

Тумановский Ежи

– Так-то оно может и так, - сказала Оксана с сомнением в голосе, - но так обычно не делается. Я о таком вообще никогда не слышала.

– Ну, давай отправим запрос игроделам, - пожал плечами Комаров.
– Может, будет какая-то зацепка. Хоть и сомневаюсь. А где это, что за игра?

– "Стальной кулак", - сказала Оксана, показывая ручкой на один из экранов, где виднелось нарисованное озеро, лес и гора.
– Если бы этим аккаунтом играл человек, мы могли бы, наверное, посмотреть за его действиями. Но поскольку персонаж

перешёл под управление компьютера, смотреть за его активностью уже нельзя. Я вот сегодня решила проверить, как себя чувствуют все эти бесконечные "Ломы" - и обнаружила.

– Ладно, нет в этом никакой срочности, - махнул рукой Комаров.
– Но запрос игроделам все-таки отправь. Что у нас с порочащей информацией?

– Как ни странно, - сказала Оксана, - но эта тема просто тихо ушла. Народ пошумел в социальных сетях и комментариях, да и забыл обо всём этом.

– Вот и славно, - обрадовался Комаров.

– Если честно, мне это как раз и не нравится, - сказала Оксана.
– Так обычно не бывает.

– Что именно не нравится?
– насторожился Комаров.

– Осталось впечатление, как от управляемого процесса. Подняли шум, посмотрели на результат, закрыли тему.

– А проверить это каким-то образом можно?
– спросил Комаров.

– Можно, товарищ полковник. Но потребуется время.

– Давай так, - Комаров сделал несколько шагов вдоль стола, посмотрел на Абрамова, у которого как раз зазвонил телефон, и повернулся к Оксане: - Посмотри, но не в ущерб основному делу. Подозрительность - это хорошо, но она не должна увести нас в сторону от главной линии расследования.

Комаров некоторое время смотрел на непрозрачный пластик игрового шлема, скрывавшего лицо Ломушкина. Потом глубоко вздохнул и поднял руку, собираясь хлопнуть Абрамова по плечу, как вдруг заметил, что тот стоит, неподвижно глядя в пол, продолжая держать телефон в руке.

– Саша, ты чего?
– обеспокоился Комаров.
– Плохие новости?

– Помнишь, я на днях говорил тебе, что от "геймерской комы" ещё никто не умер? Так вот: сглазил я, видать. И ошибся заодно.

– Это как?
– мрачнея на глазах спросил Комаров.

– Сегодня умер Редискин Арнольд. Судя по всему, "геймерская кома". Жена решила перевезти в более крутую клинику, и по дороге он внезапно скончался.

– Это значит, что…

– А ещё, - продолжал, словно не замечая слова Комарова, Абрамов, - мои помощники подняли истории болезни по нескольким десяткам случаев смертей по стране. Как минимум, два случая почти наверняка "геймерская кома".

– Значит, опасность всё-таки есть?

– Я и не говорил, что её нет. Но теперь мы не знаем, сколько у нас есть времени. Редискин впал в кому всего три недели тому назад.

– Что можно сделать, чтобы обезопасить нашего сотрудника по максимуму?

– В медицинский центр под серьёзный контроль специалистов.

– Извини, Саша, давай лучше наоборот.

Специалистов сюда. Не знаю почему, но вот нутром чую, что нельзя его отсюда увозить, - Комаров выразительно прижал ладонь к груди.
– Нельзя! А почему - не знаю.

– И, кстати, чутьё товарища полковника, - внезапно сказала Оксана, - удивительным образом совпадает с фактами. Вы сказали, что жена мужа увезла и он умер по дороге. Может, здесь имеется какая-то связь?

– Вы меня извините, товарищи чекисты, - сказал Абрамов, - но моему медицинскому уху тяжело слушать весь тот бред, что вы несёте. Я помогу, чем смогу, разумеется. Но вся эта самодеятельность может однажды очень плохо закончиться.

Дверь открылась и в кабинет вошла дежурная медсестра.

Абрамов ещё раз осмотрел показания медицинских мониторов, кивнул медсестре и направился к двери.

– Ладно, раз моя смена пришла - уйду сегодня пораньше. Хоть посмотрю, что в родном институте делается, а то из-за вашего упрямства уже забуду скоро, как лица сотрудников выглядят.

17. И снова о предательстве

Очнувшись в ангаре, и всё ещё пылая злобой на Саурона, я первым делом восстановил бронетранспортёр. Не стал даже читать системные сообщения, где описывались наши финансовые достижения - перед глазами всё ещё стоял сгорбленный человек, в глазах которого плескался ужас от того, что ему приходится делать.

Мой экипаж медленно поднимался с лежанок, а я, опустив на лицо очки, уже вовсю рылся в меню, пытаясь разобраться в обилии вариантов бронебойных патронов. Как вдруг, всё резко изменилось.

Мир кувыркнулся, по заднице ударило чем-то пружинящим, а голову сдавил шлемофон. Я и моргнуть не успел, как оказался внутри бронетранспортёра, а стены ангара поплыли превращаясь в лёгкий белый дым. Ошарашенный, я повернул голову и обнаружил слева невозмутимого Ложкина, взявшегося руками за штурвал. А за моей спиной, в десантном отсеке, как ни в чём ни бывало сидели рядом на скамейке Серпилин и Зверев.

– К бою, - сказало пространство приятным женским голосом.

Серпилин тут же поднялся в своё кресло позади меня и принялся лязгать затвором пулемёта. Зверев скрылся в кормовом отсеке. Складывалось впечатление, что все, кроме меня, восприняли внезапный переход на поле боя, как должное.

– Эй, что происходит?
– сумел я, наконец, выдавить из себя самый идиотский вопрос.

– Известно что, - отозвался в шлемофоне голос Серпилина.
– Война.

– Да ты что, Серп, издеваешься?
– спросил я в крайнем раздражении.
– Почему мы в бою без моего приказа?

– Наверное, твой приказ больше не нужен, - флегматично отозвался Серпилин.

– Я даже патронов не успел купить! Даже топлива не взял! Только корпус подлатать успел.

– Значит, возникла такая необходимость, - невозмутимо парировал Серп.