Да забыли про овраги #play_to_return

Тумановский Ежи

Теперь все трое смотрели на меня не отрываясь.

– И знаете что? Я бы не стал винить того, кто в такой ситуации поднимет руки и побредёт сдаваться в плен. Но клеймо предателя с него уже не смыть никаким мылом.

– Но оставаться в окопе просто глупо, - растерянно сказал Серпилин.

– Да. Предатели всегда считают себя самыми умными.

– Я не понимаю, - с явным раздражением в голосе сказал Серпилин.

– Сделать шаг по дороге предательства очень легко, - сказал я, оглядывая свой экипаж.
– И дело вовсе не в окопе, который ты оставишь без приказа.

Просто, единожды предав, ты потом не сможешь остановиться. Саурон рассчитывал на один короткий удар, после чего я стал бы его добычей, сколько бы потом ни сопротивлялся. Ведь очевидный выбор сделать так легко.

– А я начинаю понимать, едрить, - вдруг сказал Зверев и расплылся в широкой улыбке.

– Я не понимаю, но чувствую, что командир прав, - сказал Ложкин.
– Вот.

Посмотрев на пребывающего в задумчивости Серпилина, я протянул руку за куском хлеба.

Мир вокруг перевернулся и я оказался в кабине бронетранспортёра, почти касаясь лобового стекла вытянутой рукой.

– Вот же блин, - сказал я с досадой.
– Пожрать толком не дадут.

18. Мобов не любит никто

Я никогда не был ни азартным рыбаком, ни охотником. Но оказавшись в густом кустарнике прямо позади четырёх однотипных самоходных гаубиц, ощутил себя одновременно рыбаком, обнаружившим крохотное озерцо набитое голодной рыбой, и охотником, в капкан которого вот-вот наступит всеми лапами сразу, долгожданный зверь.

Самоходки стояли в ряд, словно специально подставляя слабо защищённую корму прямо под стволы наших пулемётов. И что немаловажно, это были самоходки "синих", которых я по инерции продолжал считать основным противником, как, наверняка, и члены моего экипажа.

Я помнил, как медленно движется и поворачивается самоходная гаубица невысокого уровня, и, после опыта боёв против танков, несмотря на кратную разницу в калибре, броне и весе, смотрел на четыре бронированные туши, как на лёгкую добычу. Можно было открывать огонь сразу, но мы пока оставались незамеченными, и я решил не пороть горячку и осмотреться как следует. Тем более, что…

– Знаете, парни, - сказал я, приятно удивлённый новым открытием, - а ведь быть мобом по-своему неплохо. Для нас больше не существует "тумана войны". Я прекрасно вижу все позиции и "синих", и "зелёных" в этом квадрате.

– Командир, обнаружил цель, - словно не слыша моей фразы сказал Серпилин.
– Разреши открыть огонь?

– Нет, огонь открывать не разрешаю, - сказал я, продолжая с увлечением разглядывать поле боя.

Как там говорил Саурон? Мобы - это такие боты, которые могут воевать за любую сторону случайным образом, и поэтому их стараются уничтожить сразу? А если воздержаться от активных действий? Если не попадаться на глаза игрокам?

– Спокойно стоим и ждём моей команды, - сказал я экипажу.
– Давайте попробуем решать свои задачи, а не делать то, что ожидает от нас Саурон. В конце-концов, мы - мобы! Ходим, где вздумается, гуляем сами по себе.

– А говорить можно?
– невпопад спросил из кормового отсека Зверев.

– Сколько угодно, -

разрешил я.
– Как ни странно, но здесь теперь самое спокойное место для разговоров.

В командирский прицел, "поднятый" максимально высоко над полем боя, было видно, как пришли в движение множество синих и зелёных бронированных машин. Четыре самоходки, стоявшие от нас в непосредственной близости, принялись понемногу почти синхронно поворачиваться вправо, коротко взрыкивая дизелями, и задирая стволы. И я, кажется, видел, куда они целятся.

– И что нам теперь делать дальше?
– спросил Серпилин.
– Ведь мы больше не "зелёные", верно?

– Верно, - согласился я, мысленно вздыхая: кажется, тяжёлого разговора теперь было не избежать.

– И нам больше не ставят задач на каждый бой?
– продолжал допытываться Серпилин.

Я на всякий случай опустил очки на глаза и проверил меню. Никаких задач действительно больше не было.

– Не ставят, и это просто отлично, - сказал я уверенным голосом.

– Почему?
– ожидаемо спросил Серпилин.

Самоходки неожиданно вразнобой открыли огонь. Вполне привычный грохот уже не отвлекал от разговора, но ветви кустов вокруг принялись раскачиваться, а корпус бронетранспортёра ощутимо подрагивал после каждого выстрела.

– Как я уже и говорил, мы теперь сами себе хозяева, - сказал с я фальшивым воодушевлением.

– А за что мы теперь воюем, едрить?
– спросил Зверев, а Ложкин повернул ко мне бледное лицо, на котором словно застыл в мимике тот же самый вопрос.

Я быстро перебрал в голове варианты ответов. И, после некоторых колебаний, решил сказать правду. Разумеется, в некоторой обработке.

– Враг - это же необязательно объект другого цвета. Вот вы же не выбирали, за "синих" воевать или "зелёных". Значит, вам, в общем-то, всё равно. А лично у меня враг здесь один - это Саурон.

– А ты его выбирал, врага своего, командир?
– спросил Ложкин.

– Э… нет, - растерянно сказал я.

– Значит, тебе тоже всё равно?

– Это совсем не то же самое!
– резко сказал я.
– Саурон напал лично на меня, и желает разделаться именно со мной. Если я поддамся, то погибну окончательно и бесповоротно. То есть, никакого оживления не случится - я исчезну насовсем. Вы же просто воюете с "синими" потому, что они "синие". И ничего от проигрыша в этой войне не теряете. Как и не получаете от выигрыша.

– А что мы получаем, если воюем против Саурона?
– спросил Серпилин, и, несмотря на грохот стреляющих неподалёку орудий, мне показалось, что в бронетранспортёре установилась полная тишина.

Я смотрел прямо перед собой в крохотное лобовое окошко, за которым качались ветки кустов, а чуть дальше отправляла в небо снаряд за снарядов артиллерия "синих", и в голове моей не было ни одной умной мысли, как убедить адаптивных ботов верить мне на слово.

Интересно, если я просто прикажу всем заткнуться - мой экипаж меня будет слушаться? А что, если Саурон предусмотрел такое развитие событий и теперь просто ждёт, когда я останусь совсем один, даже без виртуального экипажа?