Дафна

Пикарди Жюстин

В ходе дальнейшей переписки он также подтвердил справедливость подозрений Дафны, что некоторые из стихотворений, приписываемых Эмили, в действительности принадлежат Брэнуэллу: «Я вызвал сильнейшее негодование тридцать лет назад, когда осмелился утверждать это». Где прозвучали протестующие речи? Упоминаний об этом, как и о том, что Симингтон отстаивал приоритет Брэнуэлла, мне не удалось отыскать ни в официальных трудах, посвященных Бронте, ни в академических исследованиях. Множество писем следуют одно за другим, в них говорится о продаже Симингтоном Дафне еще нескольких книг из его библиотеки. Было бы здорово подержать их в руках, в особенности некоторые изданные частным образом

тома писем и рассказов Брэнуэлла.

А затем обмен письмами не возобновлялся более года. Первой после серии теплых, на первый взгляд, посланий без всякого объяснения замолчала Дафна, но и Симингтон тоже вдруг резко прервал переписку. Почему Дафна тут же не отреагировала на его недвусмысленные намеки относительно подделки подписей? Ведь она, несомненно, узнала бы тогда больше о том, что могло бы (и еще может) стать одним из величайших за многие десятилетия литературных скандалов.

Однако, как ни странно, вместо того, чтобы уйти с головой в это исследование, она прекратила писать Симингтону, но в 1958 году вышел из печати сборник рассказов, озаглавленных ею «Точка разрыва», у меня есть его потрепанный экземпляр. В этих рассказах, впрочем, нет ничего ни о Симингтоне, ни о Брэнуэлле, ни о ком-то еще из Бронте. И все же книга эта вызывает у меня жгучий интерес: ведь она была написана как раз тогда, когда прекратилась переписка с Симингтоном, хотя последующие письма позволяют предположить, что и в 1958 году Дафна продолжала изучать рукописи Брэнуэлла. Ее рассказы — словно отклик на его сочинения, подумала я, перечитывая «Точку разрыва», но и ее жизнь вплетена в ткань рассказов… и смерть, как много смертей в этом сборнике!

Зловещие истории об убийствах, паранойе, мужчинах в мягких фетровых шляпах, но самый жуткий рассказ — «Синие линзы», о женщине, выздоравливающей после глазной операции. Когда удаляют повязки и в глаза вставляют синие линзы, она не чувствует боли. Но вскоре наступает шок: ей кажется, что у всех окружающих звериные головы. У ее любимой медсестры Энсел — змеиная голова, которую героиня рассказа впервые видит отраженной в зеркале: сначала плечи, потом извивающаяся шея и, наконец, раздвоенный, зазубренный язык, быстро высовывающийся и втягивающийся. У ее мужа Джима — голова ястреба с кровью на кончике клюва и шея с отвислыми складками плоти. Когда же она в конце концов видит в зеркале себя, на нее смотрят глаза лани, а голова пугливо клонится, как у животного, готового к тому, что его вот-вот принесут в жертву.

Эти рассказы можно трактовать как свидетельство недоверия Дафны к окружающему ее миру, а также неуверенности в своей способности оценивать увиденное. Что-нибудь подобное мог сказать Пол, если бы прочитал эти рассказы, но он не будет этого делать — я его даже просить не стану. Не хочу слушать, как он отвергает то, что столь важно для меня, наверно, поэтому все это остается моей личной тайной, не имеющей никакого отношения к Полу. И еще у меня не выходит из головы имя, выбранное Дафной для мужа героини «Синих линз», — Джим, несомненная отсылка к Джиму Барри. Кроме того, жену Барри звали Мэри Энселл, что слишком близко к имени медсестры Энсел, чтобы быть простым совпадением.

Я сделала для себя комментарии к этому рассказу и другому, из того же сборника, названному «Бассейн». Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы связать его с утонувшим кузеном Майклом. Несмотря на вердикт коронера о случайной смерти, поговаривали, что это было самоубийство, и в новелле Дафны высказывается предположение, что рассказчица была близка к тому, чтобы наложить на себя руки. Это девочка на пороге юности, еще имеющая доступ в тайный мир, не видимый взрослыми, куда можно войти

лишь через темную поверхность бассейна, скрытого среди деревьев сада, принадлежащего ее бабушке и дедушке. Представляю себе этот бассейн среди лесов Менабилли, а девочку — Дафной в юном возрасте. Впрочем, время в этом рассказе подобно текучей жидкости, неустойчивой, пребывающей в постоянном движении, как манящая гладь бассейна, через которую возвращаются в иной мир призраки.

Не могу сказать с уверенностью, какое все это имеет отношение к моей диссертации о Дафне и Бронте, если не считать того, что она писала эти рассказы, одновременно занимаясь разысканиями по Брэнуэллу. Мне очень нужно с кем-то обсудить это, и единственный подходящий человек, который приходит мне на ум, — Рейчел. Я чувствую, что она способна во всем этом разобраться. Вероятность подобного разговора почти столь же мала, как возможность обсудить эту тему с моими родителями, но, странное дело, когда я читала «Бассейн», ощущала их где-то близко, словно они были лесными тенями и призраками, пробирающимися назад в свой тайный мир.

Я вспомнила, что однажды в студенческие годы слушала лектора, который говорил, что писать книги — значит беседовать с мертвыми, а для меня то же означает чтение. С живыми-то я не слишком часто разговариваю. Пол считает, что я слишком отчуждена от окружающих, но и он сам словно изолировался от меня. Никогда не думала, что в браке можно ощущать такое одиночество: пока не встретила Пола, полагала, что стоит найти себе мужа, и никогда уже не будешь одинокой. Выходит, воображение способно обмануть тебя, ввести в заблуждение.

Может быть, и Дафна испытывала сходные чувства, когда решила возвратиться к Брэнуэллу после «Точки разрыва»? Надеялась, что, имея дело с историческими фактами, она будет в большей безопасности, что это уведет ее прочь от скользких краев бассейна — на твердую почву. Не то чтобы Брэнуэлл способен был дать ей такую опору, но, возможно, ей казалось, что она могла бы поверить в него, подобно мистеру Симингтону, а может быть, это мне необходимо верить в них всех.

Глава 19

Менабилли,

Пар,

Корнуолл

7 февраля 1959

Уважаемый мистер Симингтон!

Ваше письмо и посылку я получила сегодня утром — большое Вам спасибо. Вам, наверно, много хлопот доставили поиски нужной книги в Вашей библиотеке, и, кстати, Вы не сообщили мне стоимость сборника трудов преподобного Бронте. Надеюсь, вложенный в письмо чек на пять гиней удовлетворит Вас.

Должна признать, что испытываю некоторое недоумение: прошло уже немало лет со времени той публикации в «Шекспир-хед», однако нынешнее местонахождение многих рукописей, использованных в этой превосходной книге, остается неизвестным. Я знаю, что коллекция Уайза находится в Британском музее, а коллекция Боннелла отошла по завещанию музею Бронте в Хоуорте. Коллекция Бротертона, как я полагаю, принадлежит университету Лидса. Но где хранится коллекция Лоу? О ней упоминают, но судьба ее представляется неясной.

Мне хотелось бы проследить участь каждой рукописи Брэнуэлла в Англии и Америке, иметь их расшифрованные копии (по крайней мере тех из них, что не рассматривались в издании «Шекспир-хед»). Как Вы думаете, это возможно? Полагаю, фотокопии обойдутся в немалую сумму, тем не менее это был бы важный шаг вперед. Как я понимаю, основная часть рассказов Брэнуэлла об Александре Перси, известном под именем Нортенгерленд, не расшифрована. Мне пришло в голову, что исчерпывающие сведения об этом любопытном персонаже могли бы пролить свет на развитие противоречивой личности Брэнуэлла.