Дагги-Тиц (сборник)
Шрифт:
— Если взять доски, что остались от ремонта пола, да несколько чурбаков, можно в том конце сарая соорудить сцену. Репетируйте на здоровье. А в снежное время можно и зрителей созывать, когда натопчут через болото зимник…
Ребята уже не удивлялись щедрости капитана. К хорошему привыкаешь быстро. Но сцену сколачивать не спешили, больше занимались ремонтом палаток. Лето впереди, а значит — всякие «экспедиции» по окрестностям…
А порой просто сидели у открытой печки, у огонька (хотя время было совсем уже теплое), рассуждали о том о сем. Старик не скупился:
—
— А почему на радость? — удивился Юрась.
— А каким соседям? — заинтересовался обстоятельный Валерий.
Оказалось, что с одной стороны сосед — некий Данил Данилыч Кофейников, предприимчивый дядя, который решил очистить часть болота, сделать там водоем и разводить карпов. Такой вот бизнес. Ну и чисти ты и разводи, только не мешай жить другим. Но Данилу Данилычу, конечно же, показалось, что Капитанская усадьба здесь на берегу лишняя, будет мешать расширению рыбного производства. Начал подкатывать к Георгию Матвеевичу: «Продай участок…»
— А я его вежливо развернул, — рассказывал дед Егор. — «Мне твои деньги, Даня, ни к чему, пенсии хватает. А свободная жизнь на вольном воздухе мне очень нравится…» Он, разумеется, пообещал: «Ну, погоди, дед, раз не хочешь добром…» И давай налаживать контакт с другим соседом, который во-он с той стороны. А это не кто иной, как сам господин Молочный Семен Семеныч. Там его вилла, вы же знаете…
Вилла Молочного была и в самом деле недалеко, километрах в двух.
— И говорит Кофейников Молочному: "Давай, господин депутат, налаживать общее дело, объединять здешние земли, а этого, который тут встрял, как-нибудь уговорим…"
— Чтобы варить вместе «кофе с молоком», — вставил «близнец» Ромка.
— И в нем уху из карпов, — добавил Славик.
— Вот именно, — согласился капитан Линейкин.
— Никуда от этих гадов не денешься, — сказал Гвидон. — Они скоро захватят всю Землю.
— Похоже, что уже… — заметила молчаливая девочка Света. Она говорила мало, но всегда к месту.
— Георгий Матвеич, но ведь вас сожгут, — шепотом сказала Полянка. И придвинулась ближе к Инки.
Они все сидели у догорающей печурки, хотя на дворе было почти лето. Пахло старыми бревнами и горячими кирпичами. Тепло ватными лапами трогало голые ноги.
— Может, и сожгут, — согласился дед Егор. — Но еще не сейчас. Пока им нет резона идти на новый скандал… Да вы не бойтесь, при детях они поджигать не посмеют…
— Мы не за себя, а за вас боимся, Георгий Матвеевич, — насупилась Зоя.
— А за меня чего бояться. Я за себя уже отбоялся… — с короткой улыбкой объяснил капитан Линейкин. — Столько всего было… Я вот что думаю: не завести ли мне козу? Говорят, козье молоко очень полезно в пожилом возрасте. Для продления земного существования. Пасти поможете?
Деда Егора наперебой заверили, что капитанской козе будет обеспечена курортная жизнь и всеобщая забота…
Дорога от Усадьбы к брюсовским улицам огибала болото,
— Гнездо… — хмыкнул однажды Гвидон.
— Какое гнездо? — не понял Инки.
— Гадючье. Это же поместье Молочного… Убивать надо таких сволочей…
— Гриша, ты опять… — осторожно сказала Зоя.
— Не опять, а снова… — огрызнулся Гвидон.
— Говорили уж про это… — Зоя как-то боязливо оглядела ребят. — Всех не поубиваешь. Надо что-то менять вообще. В корне…
— Пока такие гады живут, корни не поменяешь… Даже Никитка это понимает: вон как огрел того амбала стеклом…
— Я не хотел убивать, — разъяснил Никитка. — Я просто… потому что он схватил Зою…
— Все равно ты молодец, — сказал Валерий.
Они стояли с велосипедами на склоне. Шумели сосны, летали бабочки. Зоя наклонилась над рулем и спросила, не поднимая лица:
— Гвидон, а тех троих… Кобцева, Шамохина, Вяльчикова… ты бы тоже убил?
Гвидон молчал.
— Это кто? — шепотом спросил Инки у Полянки.
И она шепнула в ответ:
— Ну… те ребята. Которые наговорили на Мелькера. Предатели…
— Ты смог бы? — горько спросила Гвидона Зоя. — Они ведь такие же мальчишки, как ты…
— Не такие! — отрезал Гвидон.
— Ну… да, конечно. Только… — видно, Зоя не решалась что-то сказать.
— Ну, чего «только», — почти простонал Гвидон. — Значит, и будем так жить? Всё прощать, всё глотать, утираться тем, что плюнут в рожу…
— А что делать? — вдруг шепотом спросил притихший Юрась.
— Не знаю… — буркнул Гвидон.
Потом оказалось, что он знал…
Разговор на безлюдной улице
С матерью Инки по-прежнему виделся мало. Приходила она поздно, говорили они… да почти ни о чем не говорили. Так, о ерунде.
— Кешенька, ну как дела в школе?
А как они, эти дела? «Благополучный троечник, мог бы учиться лучше, но не хочет…» Только по французскому четверка, спасибо Полянке…
— Сама не знаешь, что ли? Вчера подписывала дневник.
— Но ведь в дневнике всего не написано. Как отношения с ребятами?
Отношения были… да никак. Никто не приставал, вот и спасибо. Только Полянка была настоящий друг. Да еще Света относилась по-приятельски. Она была бы не прочь подружиться с Инки и покрепче (несмотря на влюбленность в «близнецов»), но тот понимал — это огорчит Полянку. Ревность вообще-то штука глупая, но куда денешься, если она сидит в девчонках. И со Светой он был таким же, как с остальными «штурманятами»…