Далекие берега. Навстречу судьбе

Сарду Ромэн

Роберт заболел 4 декабря.

Умер он 12 декабря.

На следующий день Шеннон последовала за ним.

Во Флит приехал Джеймс Оглеторп в сопровождении Кена Гудрича.

Предыдущей ночью Мэри Кастелл и Филиппа известили о возвращении парламентария в Лондон.

Сын Шеннон рассматривал молодого тридцатидвухлетнего дворянина. Он видел в нем своего рода ангела-освободителя, каким был Рагель для Манассии. Высокий, стройный Оглеторп не забывал о военном искусстве, которому он обучался

на полях сражений в Европе, когда служил адъютантом достопочтимого принца Евгения Савойского. У него были большие глаза, дугообразные густые брови, длинный прямой нос и маленький рот. Он был наследником великих фамилий. Его отец Теофилиус и дед Саттон, тоже жившие в Хаслемере, оставили свой след в истории Англии. Его мать Элеонору Оглеторп уважали и боялись из-за пылкого нрава. Не менее знаменитым был его двоюродный дед Уайт Оглеторп, который все свои силы отдал, защищая католическую Ирландию.

Оглеторп сказал несколько любезных слов мадам Кастелл и похвалил славного Гудрича, который не пожалел сил, чтобы поставить его в известность о положении Роберта.

Как член парламента, Оглеторп приказал, чтобы перед ним открыли ворота Флит.

Томас Бэмбридж поспешил встретить парламентария.

Без всяких предисловий Оглеторп заявил, что хочет видеть Роберта Кастелла и Шеннон Глэсби.

Жена Роберта и сын Шеннон увидели, что к ним несут два гроба.

Мэри Кастелл упала в обморок, а Филипп содрогнулся от боли.

Узнав об обстоятельствах их смерти, Джеймс Оглеторп пришел в ярость:

— Мы не остановимся на этом, Бэмбридж! Вы ответите за эти недопустимые смерти!

Оглеторп оглядел мрачный двор Флит.

— Я хочу все выяснить. Вы расскажете мне обо всем, что здесь происходит.

Управляющий улыбнулся. Находясь под покровительством Августуса Муира, он не обратил никакого внимания на угрозы молодого парламентария.

Но Бэмбридж поступил опрометчиво. Праведный гнев Оглеторпа разразился громом над всем королевством.

И даже достиг противоположного берега Атлантического океана.

Филипп Глэсби набросился на Бэмбриджа. И хотя мальчику было всего четырнадцать лет, понадобились усилия четырех здоровенных надзирателей и Оглеторпа, чтобы разжать руки, сжимавшие горло управляющего…

Бэтманы

1728 год

Челнок при бледном свете фонаря скользил по воде в сторону Массачусетс-бэй, к берегу, находящемуся на расстоянии в несколько десятков лье, на который не ступала нога ни индейца, ни англичанина.

День клонился к вечеру Подножье утеса, к которому пристал челнок, уже погрузилось во мрак. Помимо двух гребцов на берег высадились еще четыре человека.

Чарльз Бэтман в сопровождении Бобра, Скрипки и Индейца взобрался по базальтовой круче и попал в лагерь своих людей. Около тридцати ирландцев приветствовали возвращение Чарльза, выкрикивая его имя.

Двадцативосьмилетний герой, хозяин «Раппаханнока», носил треуголку и толстое шерстяное пальто, подпоясанное ремнем, на котором висели два

легендарных пистолета и две сабли.

Бэтман сообщил о захвате крупнотоннажного китобойного суда в ледяных водах Мэна.

— Теперь мы наполним жиром бискайского кита триста бочек, — сказал он. — По десять фунтов за тонну!

Последнее плавание «Раппаханнока» перед зимней передышкой увенчалось героическим деянием. Люди подходили, чтобы пожать руку Бэтману и сказать несколько слов от себя лично. Многие говорили на гэльском языке, языке своею родного острова.

В этом временном лагере, окруженном голыми буками, возвышающимися над морем, стояли кругом небольшие палатки, многочисленные телеги и грузовая стрела, служившая для разгрузки добычи с борта «Раппаханнока».

На следующее утро нескончаемым потоком лодки направились в открытое море. При помощи грузовой стрелы на телеги была погружена не только разделанная китовая туша, о которой говорил Бэтман, но и сокровища двух французских фрегатов.

Через три дня, ближе к вечеру, в лагерь приехала карета. На всем ее пути были выставлены посты — пираты охраняли эти места.

Из кареты вышла Салли. Она была на седьмом месяце беременности. Чарльз с восхищением смотрел на нее. После отъезда из Лондондерри все эти восемь лет они провели на борту «Раппаханнока» и никогда еще не расставались на такой долгий срок. Чарльз Бэтман был в море три месяца, Салли в это время жила в Нью-Йорке у своих родителей.

— Мой отец не хотел меня отпускать! — сказала она. — Не сомневайся, Праща ни на минуту не оставлял меня.

Чарльз предпринял чрезвычайные меры предосторожности: Салли впервые забеременела.

Слава о них достигла и вересковых зарослей Ирландии. Он воплощал собой честь и стремление к независимости ирландского народа, не считался с интересами англичан, презирал корону и способствовал эмиграции своих соотечественников в Америку. Она, кельтская красавица, была единственной женщиной, которой разрешалось жить на борту «Раппаханнока», принимать участие в военных советах Чарльза и выдвигать инициативы, редко ставившиеся под сомнение.

Тем не менее отец Салли Олби Гейдж по-прежнему противился их женитьбе, поскольку не одобрял образ жизни Чарльза.

— В Нью-Йорке, — сказала Салли, когда они уединились в палатке вождя ирландцев, — меня навестил старый Роберт Ливингстон. Ему уже очень много лет. Можно сказать, что одной ногой он стоит в могиле.

— Что он хотел?

— Все то же. Он раскаивается, винит себя за то, что сделал с твоим отцом. Вот уже много лет он ищет возможности поговорить с тобой.

— Если бы не он, мой отец был бы жив!

— Он этого не отрицает.

Чарльз пожал плечами.

— Пусть Ливингстон страдает, но у него не будет возможности встретиться со мной. Я не собираюсь ехать в Нью-Йорк.

— Он здесь.

— В Бостоне?

— Нет, здесь. Я пригласила его. Его карета остановилась в десяти минутах езды от лагеря.

Салли не обращала никакого внимания на недовольство Чарльза.

— Он ждет тебя, — сказала она.