Далекие берега

Лукьяненко Сергей Васильевич

– С дороги!
– завопил Славко и отшвырнул девочку. Ну зачем, спрашивается? Времени больше потратил, чем если бы оббежал ее!

– Женщин обижаешь!
– взвыл кузнец. В голосе не только ярость была, еще и восторг. Наконец-то он убедился, что Славко - мерзавец.

Через миг здоровяк уже прижал душегубца к стене какой-то лавки и молотил головой о стену, выкликая:

– Нельзя женщин трогать! Грех! Нельзя женщин трогать! Винись перед малышкой! Нельзя...

Я пробежал мимо вопящего Славко, гневающегося кузнеца

и ревущей девочки. Ничего с ней и не случилось страшного...

Ах Сестра, спасибо Сестра! Не оставь и кузнеца в заботах своих, хороший он человек, просто темный. Сейчас народ набежит, стражники из порта подтянутся - может и не убьют его? Бежать вроде не пытается, стоит, душегубца колотит. Может и уцелеет. В рудниках нужны работники.

Ах, Сестра, дай мне уйти...

– Ильмар!

Я обернулся на бегу. Надо же, Марк тоже сообразил, куда бежать. И бежал хорошо, догнал. Ножа у него в руках уже не было, конечно, и от петли он тоже избавился.

– Щенок сопливый!
– выдохнул я.
– Чуть все не попортил...

– Не бросайте меня!

Хотел было я огрызнуться, но передумал. Нельзя, после того как судьба смилостивилась, в помощи другим отказывать. Вмиг все переменится.

Я просто продолжил бежать, с легкой надеждой, что пацан сам отстанет. Но мальчик явно был не из слабаков.

Дважды навстречу попадались люди. Но первый, крепкий, но умный мужик, не рискнул нас останавливать, а не в меру воинственного старика с клюкой я, скрепе сердце, уложил на мостовую одним ударом.

Не дело тебе, дедуля, чужой крови жаждать. Не по возрасту.

– Ильмар...

Мальчишка начал отставать. Ноги у него может и быстрые, молодые, зато я всю жизнь в бегах провел.

– Ильмар...

Направление я правильно выбрал. Дома вокруг тянулись все плоше и плоше, а потом и вовсе пошли развалины, давним пожаром оставленные. Под ногами уже не мостовая, а просто земля утрамбованная, трава кое-где лезет. Полгорода такие вот, заброшенные. Даже на Печальных Островах шахты пустеют, вот народец и разъезжается.

И когда я совсем уж было поверил, что ушли мы, Марк сзади вскрикнул.

Остановившись я посмотрел на него. Марк пытался встать, хватаясь за левую ногу. Сломал, что ли?

Никого вокруг не было, и проклиная себя за глупость я все же вернулся к мальчишке.

Марк жадно ловил ртом воздух.

– Больно?

– Да...

Штанина вся в крови была - неужели кость наружу вышла? Тогда все, тогда конец ему. Потом я сообразил, что у мальчишки ладони изрезаны, вот сам себя и замарал. Засучив брючину прощупал кости. Да, вроде целы. Мышцу потянул сильно.

Только какая разница - сломал, потянул, если погоня следом, и медлить нельзя?

– Попробуй встать.

Он встал. И даже шаг сделал, перед тем как рухнуть.

Мы оба молчали.

– Судьба твоя такая, Марк, - сказал я.
– Понимаешь?

Он

кивнул. На глазах уже слезы блеснули - не от боли, от страха.

– Может и обойдется, - утешил я.
– Вон, в развалины отползи, и укройся. К вечеру нога отойдет, дальше сам думай...

Марк молчал.

Я плюнул с досады.

– Ну не могу же я тебя тащить! Сам посуди! Тут уж так... каждый за себя, один Искупитель за всех... Не поминай злым словом.

Мальчик начал медленно отползать к развалинам.

– Если духу хватит, так соври стражникам, что я туда убежал, - я махнул рукой к морю.
– Тебе все равно, а мне поможет.

– Я...
– он замолчал.

Ну и правильно. Чего уж тут. Я б его не гнал, даже помог бы. Сам виноват, надо под ноги смотреть.

Развернувшись я пошел по улице, восстанавливая дыхание перед новым рывком.

– Ильмар!

Все-таки я обернулся.

Марк взмахнул рукой, и в воздухе сверкнула сталь. На мгновение я уверился, что нож летит мне прямо в лоб, и сейчас я улягусь рядом с пацаном.

Нож упал к ногам.

– Мне... ни к чему теперь...

Приловчившись, Марк на четвереньках потащился к выбитым, осевшим на прогнивших деревянных петлях дверям. Вот дурашка. След за ним тянется, только слепой не заметит.

Я нагнулся и подобрал кинжал.

По рукояти из кости шла узорная вязь. И лезвие было протравлено тем же узором. Старая работа, настоящий металл, чистый. А главное - не отнимал я его, мальчик сам отдал. Значит - приживется нож.

Как там Сестра сказала Искупителю, когда кинжал ему в тюрьму принесла? "От меня откажись - не обидишь, а нож возьми..."

– Сволочь ты Марк, душегуб, убивец, - беспомощно выругался я.
– Оба ведь сдохнем!

Вот так всегда оно бывает, когда удача сама в руки идет. Удачи птица насмешливая, капризная, не удержишь при себе. Я давно знаю, если повезло в чем - следом жди беды.

По любому разумению сейчас следовало мне бежать из города, то ли в холмах затаится, то ли в береговых утесах, но не прятаться в пустом доме. Пустят хоть одну собаку вслед - пропаду. Стражник повнимательнее пройдет - тоже не спастись. Много ли навоюю, пусть даже с кинжалом дареным? Да и дюжина моя давно располовинена... что Искупителю скажу, когда в петле отболтаюсь?

Но забивать голову переживаниями было некогда. Первую залу я пробежал с Марком на руках, не останавливаясь - очень уж грязно тут было. Люди тут ночевали, и крысы, и собаки бродячие. И каждый что-то жрал, и каждый гадил.

Во второй зале оказалось почище. Наверное потому, что потолок тут давно провалился, пол весь в деревянных обломках и осколках черепицы. Кому охота под открытым небом ночевать?

Опустил я Марка на балку, что с виду покрепче казалась, хотел еще разок высказать все... да некогда, некогда. Только махнул рукой и побежал обратно.