Далекие острова. Трилогия
Шрифт:
Я с тоской огляделся по сторонам.
– - Значит Вы сказали "спасайся кто может", бросили личное оружие и прыгнули за борт?
Сказать было нечего. Я словно очутился в раннем детстве в гимназии, у доски, с не выученным уроком. В голове разливалась звенящая пустота и по спине поползли мурашки.
– - Почему вы молчите?
Окружающие успели убедить меня в том, что я вел себя, как герой. Моя совесть замолкла. Иногда, ночью, я вспоминал о том, что из моего взвода выжило всего несколько человек, и мучительно стыдился своего поведения на корабле. Я утешал себя тем, что прыжок в ледяную воду, сам по себе героический поступок,
– - Мне, нечего сказать.
Адмирал повернулся и уставился на меня. Видимо он давно не спал, глаза были красные.
– - Ваш поступок достоин осуждения, - он сделал многозначительную паузу, - За трусость и дезертирство я должен вас наказать.
Он подошел к столу, зачем-то взял перо, повертел в руках и положил на место,
– - Но на острове вы вели себя молодцом. Вы потопили вражеский катер и тому тоже есть подтверждения. У меня на столе лежат заявления от людей, которые считают, что вы храбрец.
От моей бравады не осталось и следа, я готов был провалиться от стыда сквозь землю.
– - Как я должен поступить, лейтенант?
Я понял, что промолчать нельзя. В такие минуты одно сказанное слово может решить дальнейшую судьбу, и я сказал первое, что пришло мне в голову.
– - Отправьте меня на войну, господин адмирал.
Неожиданно Крол рассмеялся. Смех вышел сухой и нехороший.
– - Само собой, вы туда и отправитесь, не в санаторий же мне вас командировать. Рана у вас легкая. Только в каком качестве? Разжалованного в рядовые дезертира или офицера? Офицер потому и офицер, что несет ответственность за вверенных ему людей. Офицер на войне отвечает за все. Если он струсил и сбежал, если сдался в плен, если отчаялся и застрелился, он трус, мерзавец и дурак. Только своей волей, своей силой, офицер может сплотить вокруг себя моряков, сможет победить.
Крол закашлялся, вытащил белый платок, промокнул губы.
– - А в прочем, - он махнул рукой, - все это лирика. Воевать будете?
– - Так точно.
Адмирал спрятал платок в карман, взял со стола, какой-то листок, написал на нем несколько слов, размашисто подписался и отдал мне.
– - Значит так. За проявленный героизм, адмиралтейство награждает вас орденом мужества первой степени, с отсрочкой вручения награды на неопределенный срок. За трусость и проявленную слабость я отправлю вас на остров Грос, где сейчас идут тяжелые бои. Вас не будут сменять, Вы будете оставаться на передовой до моего особого распоряжения, Вы будете переведены из десанта в егеря.
Я похолодел. Для десантника трудно было придумать худшее наказание. Меня опустили на самое дно, лучше бы разжаловали в рядовые.
– - Я назначаю вас командиром взвода. Вы должны отбыть в расположение десятой баталии егерей.
Адмирал достал из кармана золотые часы луковицей, щелкнул крышкой.
– - Катер уходит с четвертого причала через тридцать минут. Идите, а то опоздаете.
– - Слушаюсь.
Я отдал честь, развернулся, вышел из кабинета, быстро прошел через приемную и вылетел за дверь.
На улице было шумно, моряки загружали подводы с боеприпасами. Занятые важным делом, они не обращали на меня никакого внимания. Я отошел в сторону, чтобы
– - Здравия желаю, господин моринер-лейтенант. Не могли бы Вы отойти в сторонку, нам проехать надо?
– пожилой моряк вежливо осклабился.
– - А куда едешь?
– - На причалы, патроны грузить.
– - Подбросишь до четвертого причала?
Моринер почесал затылок, сдвинув мятую фуражку.
– - До четвертого не могу, до второго могу.
– - Годится. Только мне надо вещи из казармы забрать, подождешь?
– - Если быстро, - неуверенно протянул он.
– - Покури пока, - сказал я, угостил моряка папиросой, бегом добрался до казармы, схватил ранец, скатку и вернулся к подводам.
На четвертом причале было пусто. Катер уже загрузили, и команда была на борту, ожидая разрешения покинуть порт.
Я прошел по сходням мимо вахтенного, нашел капитана и предъявил предписание. Капитану было около пятидесяти лет, был он маленького роста, очень худой, с узким загорелым лицом. Форма на нем висела мешком и была вся в каких-то темных пятнах.
– - Располагайтесь, где хотите, - устало сказал он,- трюм и каюты забиты грузом, так что лучше всего оставаться на палубе. Я скажу, чтобы Вам принесли кофе. Есть хотите?
– - Нет, благодарю.
– - Ну, как хотите, - он потер красные глаза, - вторые сутки без сна, чертова заварушка.
– - Что там на Гросе?
– спросил я.
– - Ужас, - ответил капитан и ушел на мостик.
Через десять минут нам дали сигнал и катер вышел в море. Я устроился на корме, на сложенных грудой мешках. Юнга принес мне кофе в фарфоровой чашке с отколотым краем. Я лежал на тюках, пил горячий кофе и смотрел в небо.
До Гроса мы добрались к полудню. Небо над островом было затянуто дымом. Небольшой городок горел. Сначала мне показалось, что на острове не осталось не одного целого здания, но потом я понял, что это не так. Мы причалили к бетонному пирсу, заставленному ящиками и бочками. Я простился с капитаном и спрыгнул на причал. Патрульные объяснили мне, как добраться до штаба десятой баталии, и я зашагал в город. Заблудиться здесь было невозможно. В городе была одна центральная улица, она тянулась с севера на юг и была прямая, как стрела. Все серьезные учреждения и конторы находились с правой стороны, а магазины, ателье, прачечные и рестораны с левой. Местное население попряталось по подвалам, потому что город обстреливали вардовские корабли. По улицам сновали егеря и с удивлением смотрели на мою новую десантную форму. Штаб разместился в здании мэрии. Почти все стекла в доме были выбиты, у парадного подъезда лежал разбитый, перевернутый фиакр.
Я спросил у часовых, где могу найти командира, и они отправили меня на второй этаж.
В большом кабинете, за массивным столом красного дерева, сидели два офицера. Егерь-капитан, большой и грузный, что-то ел из мятого поцарапанного котелка, второй, высокий блондин, егерь-лейтенант, еще совсем молодой, по-домашнему развалившись в кресле, читал старую газету. На столе стояли еще котелки, лежали, какие-то бумаги и двуствольный егерский штуцер. Стекол в окнах не было и ветер свободно играл рваными светлыми занавесками. Пол был усыпан обломками штукатурки. Офицеры оторвались от своих дел, и с интересом уставились на меня.