Далекие острова. Трилогия
Шрифт:
Кос выглядел постаревшим и каким-то помятым. Фуражку он положил на стол, и было видно, что перед отъездом он постригся очень коротко, отчего его голова стала похожа на грушу и большие щеки казались еще больше.
– - С Вами все в порядке, Кос?
– - Да, - ответил он каким-то странным детским голосом, - всегда немного волнуюсь перед походом. Спать не могу.
– - Я буду в кают-компании, - сказал я, - заходите, если что.
Интендант кивнул и опять склонился над тетрадкой.
Потом я навестил доктора. В лазарете ярко горел свет. С коек сняли матрасы и белье, и они сверкали железными
Когда я вошел, он оборвал легкомысленную песенку и посмотрел на меня поверх очков.
– - Добрый вечер, господин лейтенант.
– - Добрый.
Я сел на стул.
– - Собираетесь?
Доктор кивнул.
– - У меня такое чувство, что я забыл, что-то очень важное. Не знаете, что?
– - Скальпель, - предположил я.
– - Нет.
– - Трепан?
– - Снова нет.
– - Портвейн?
– - Купил четыре бутылки. Нам предстоит дальняя дорога.
Я смотрел на доктора. Он сильно сутулился и от этого казался ниже. Из-под халата торчали чистые кальсоны и тонкие завязки волочились по полу.
– - Мне очень жаль, что Ваши просьбы об отставке так и остались без ответа. Я в этом не виноват.
Доктор на минуту задумался, потом сел на стул напротив меня.
– - Знаете, Бур. Я даже рад, что мы отправляемся в экспедицию. Я просил об отставке, потому что здесь мне нечем заняться. Но, если Вы спросите, что меня интересует больше, лечение лихорадки, артрита и грудной жабы на мирном острове или боевая операция, я Вам честно скажу, операция.
Я с удивлением смотрел на доктора и думал, что он изменился. И хорошо. Мне не хотелось идти в поход с человеком, который затаил обиду. Он уже мало походил на того подтянутого офицера, которого я встретил на скале во время гибели "Грозного". Второй раз мы с доктором встретились почти два года назад, когда готовился десант для захвата линии Мо. Мы сразу узнали друг друга и просидели целый вечер, вспоминая нашу встречу на острове. Сол был приписан к другой морине, но я упросил адмирала Крола перевести его к нам. В бою доктор был ранен, но никогда не ругал меня за то, что я втравил его в такую опасную историю.
Доктор предложил выпить, но я отказался и пошел к себе. По дороге я проверил казарму. Моряки спали, в комнатах младших офицеров свет не горел.
В кают-компании за большим столом сидел Бад и ел оставшуюся от ужина жаренную рыбу. На столе стояли консервные банки, пачки галет, бутылки с коньком и вином, лежали подсумки с патронами и походные ранцы. На диване сидел лейтенант-артиллерист Гат и читал газету. Еще целая пачка лежала рядом. На подоконнике расположился командир третьего взвода лейтенант Тар. Он пил вино из кофейной чашки.
– - Добрый вечер, господа.
– - Добрый вечер.
Офицеры встали.
– - Вольно.
Все опять расселись.
Я поморщился.
– Что Вы тут устроили? Зачем все свалили на стол? Столешницу испортите.
– - Да и пусть, - легкомысленно ответил Бад, - нам здесь больше не жить.
– - Я тоже
– - Правильно, - сказал Бад и отодвинул пустую тарелку, - никто не слушает.
Я покачал головой и ушел в кабинет. С этими людьми я воевал. Нас связывали дружеские отношения и иногда, они позволяли себе больше, чем следовало, но я не обращал на это внимания. Они были толковые офицеры, которым я доверял своих людей и свою жизнь. Скоро с нас, как шелуха слетит столичный лоск, мы забудем о парадной форме и эполетах.
Я разложил на столе старую газету, снял со стены трофейный краф, однозарядный офицерский карабин с укороченным стволом, достал прибор для чистки и принялся за дело. В дверь постучали и вошел Люм.
– - Что-нибудь желаете, господин супер-лейтенант?
– - Принеси чаю.
– - Слушаюсь.
– - Стой.
Люм замер.
– - Почему лейтенант-маринер Тар пьет вино из кофейной чашки? Где бокалы?
– - Извините, господин супер-лейтенант, - денщик вытянулся.
Я видел, что он устал, наверно упаковывал посуду и прочие необходимые в походе вещи, подавал на стол, раз двадцать готовил чай и кофе, таскал за мной покупки, но жалости к денщику я не испытывал. Он не плохо устроился при штабе, значит должен хорошо трудиться.
– - Я уже все упаковал.
– - Обеспечь господ офицеров всем необходимым.
– - Слушаюсь, - с поддельной радостью сказал Люм.
Я почистил краф, отложил его в сторону и расставил на столе патроны. Они были крупнее, чем боеприпасы к карабину Гока, с серыми закругленными пулями, с желтыми медными гильзами. Патроны для крафа достать было почти невозможно, редкое оружие, которое делали только на заказ для вардовской знати, но Турд, по старой дружбе, раздобыл мне сорок штук. Десяток я расстрелял в тире, а тридцать стояли сейчас передо мной на столе. Я брал их по одному и раскладывал в подсумки из толстой коричневой кожи. Когда эта работа была закончена, я прикрепил подсумки к нагрудным ремням портупеи, так чтобы справа получился один, а слева два, потом еще раз взял карабин в руки, аккуратно протер ветошью и на секунду замер, рассматривая приклад. Он был из темного ореха, гладко отполированный и приятный на ощупь, с шестью зарубками. Их сделал не я. Вардовский капитан вырезал ножом напоминание о тех, кого убил. Интересно, а скольких убил я? Одного на катере, когда сидел на Скале, восьмерых или больше на линии Мо, в том числе хозяина этого карабина. Всех сосчитать было невозможно. Я не запомнил этих людей, только нескольких - двоих, троих. А сколько было убито по моему приказу, не сосчитать. Пустые мысли. Я солдат и совесть не мучает меня.
Я опять повесил карабин на стену, убрал все со стола и перенес на него свой ранец и сухой паек, дверь оставил открытой. Лейтенант Тар пожелал всем спокойной ночи и ушел спать. Гат рассказывал, как прощался с женой и детьми, Бад собирал ранец и слушал. До войны артиллерист работал инженером на заводе по производству корабельных орудий, был мобилизован, как технический специалист, но в первом же бою остался у пушки один и был вынужден отражать атаки вражеских катеров, за что и получил лейтенанта. На завод он больше не вернулся.