Далёкие звёзды Севера
Шрифт:
Нет.
Раньше-то он выпивал, художник все-таки, – да еще и счастливый, по местным меркам, организм, который понимал слово «мера».
Но потом стало сердечко прихватывать.
Пришлось даже лечь в больницу.
Прооперироваться, вставить искусственный клапан.
И теперь – если только совсем чуть-чуть.
Два раза по десять грамм, на самое донышко.
И все.
Гарик тем временем усердно мешал в небольшой пластмассовой мисочке соевый соус с васаби.
Он, молчаливый наш, как и все мы, грешные, тоже очень любит свежую сырую рыбу и,
Разлили.
Говорить доверили мне.
Я прокашлялся.
– Ну, – говорю, – люди мои дорогие. За «встречу» мы еще выпьем. А пока: есть такие места, куда хочется возвращаться. И люди, к которым хочется приезжать. За хозяев! И не только хозяев этого места, но за хозяев этой прекрасной земли. Ура, что ли?
– Ура! Ура!! Ура!!!
Смеемся.
Вообще-то – это наша жизнь, однако.
И живем мы ее – как хотим.
Как-то, простите, так…
…Гера кивает, чтобы ему тоже налили.
Капаем на самое донышко.
– Когда-то, – встает, – именно здесь были наши родовые земли, здесь стояли чумы людей нашего языка. Сейчас же во всем поселке найдется только пять-шесть стариков, знающих десяток слов на древнем остяцком наречии. Не, я не жалуюсь, вы не подумайте. Русский язык и богаче, и удобнее, и для меня он просто родной язык. Я не про это. Мы как-то смогли остаться хантами, став при этом вполне нормальными русскими. Я, хантыйский художник, сам долго жил и выставлялся в Москве. Я горжусь тем, что мой сын воевал русским снайпером в Чечне. И я очень рад и горд, что земля, помнящая чумы людей моего языка, видит моих гостей. Потому что это очень важно, меняясь, оставаться самими собой. Как это произошло с моим народом, как это происходит со всеми нами: каждый год, когда вы приезжаете, вы приезжаете немного другими, но все же прежними, как вода в этой великой реке. Она тоже каждый раз другая, но та же самая. И выпить я хочу не только за эту землю, где стояли чумы людей моего народа. А за всю большую землю, через которую течет эта река. За Россию. За наш общий дом, дорогие гости, за землю, где все мы хозяева. Как вы там говорите: ура?
– Ура! Ура!! Ура!!!
Выпиваем.
Растроганный Ленчик лезет целоваться с Германом.
Герман шутливо отбивается.
На них виснут Гарик с Серегой – почти что куча мала.
Довершая этот кавардак вокруг радостно скачут хозяйские лайки: лайкам нравится, когда люди играют, – значит, у них все хорошо.
А когда у людей все хорошо – тогда хорошо и собакам.
Так уж заведено.
Вася что-то радостно и яростно втолковывает своему брату Николаю, как я понимаю, уговаривает остаться подольше.
Я отхожу покурить.
Подальше от балагана.
Поближе к костерку, разложенному в стационарном, любовно обложенном камнями, уличном очаге.
Прикуриваю от уголька.
Затягиваюсь.
Над горизонтом висит низкое, вечернее солнце.
Скоро оно ненадолго закатится за горизонт и настанет «серая ночь», волшебное короткое время, в которое даже жалко спать, потому что очень хорошо у костра.
– Мечтаешь,
Гера.
Выбрался из кучи-малы, значит.
Молодец.
Я жму плечами.
– А можно, – смеюсь, – я не буду в десятый раз за день рассказывать, как мне здесь у тебя хорошо?
Он подхватывает мой смешок: дробно, негромко.
Северно.
Я несильно хлопаю его по плечу, приобнимая.
– А кстати, Женька что не приехал? – интересуюсь.
Женька – это его сын.
Старший.
Тот самый, который «воевал снайпером в Чечне».
Он же – директор и номинальный хозяин базы, потому что реальный хозяин, безусловно, его отец. И мой постоянный егерь во всех поездках сюда: очень такой продуманный и основательный парень.
В лодке с ним – хорошо.
Гера кивает.
Он всегда так кивает, и не поймешь, то ли соглашается, то ли что-то хочет сказать.
– Будет, будет твой Женька, – продолжает дробно смеяться. – Не переживай. Он на неделе на охоту ходил, сохатого завалил, по лицензии. А сюда мяса привезти забыл. Вот, поехал в поселок. Мяса привезет. Печень привезет. Будем у костра сидеть, лосятину кушать, разговоры разговаривать. Хорошо?
Я откидываю голову.
Затягиваюсь сигаретой.
Выдыхаю в стылое небо легкий фиолетовый дым.
Облака, кстати, растащило напрочь.
Севера…
Если так и будет продолжаться, то, когда солнце все-таки закатится за горизонт, то станут видны те самые далекие звезды севера, о которых сегодня так здорово говорил Васин брат Николай.
– Конечно, – говорю, – хорошо, Гера. И ты даже не представляешь себе, насколько это по-настоящему хорошо…
Глава 6
…А вот утром, мягко говоря, было уже совсем «не хорошо».
Более того.
Если б меня Женька с утра пораньше не разбудил, я б до обеда минимум точно бы не проснулся.
Да и когда разбудил, тоже вставать не хотелось, честно говоря…
Но выполз.
Потянулся, глядя на необъятный обский простор, начинающийся сразу за обрывом, метрах в ста от бревенчатого домика, где мы ночевали.
Продышался слегка студеным сибирским ветерком.
Почистил зубы.
Преодолевая отвращение к себе вчерашнему, умылся холодной родниковой водой.
Залил кипятком две чайные ложки растворимого кофе без сахара в солдатской эмалированной кружке, доковылял до балагана, присоединился там к Женьке, раскуривающему первую утреннюю сигарету.
Прикурил.
– Здорова, – говорю.
– Привет, – усмехается. – Что же вы вчера меня с лосятиной-то так и не дождались? Приехал, – так, однако, только храп богатырский отовсюду. А я старался, понимаешь, в красном вине мариновал, чтобы жесткость отбить…
Я хмыкаю.
– Ты бы, – щурюсь в ответ, – еще под утро приехал. Понятно же, люди весь день в катере, потом с батей твоим, под строганину. Вот. Не выдержали. Ничего страшного, сегодня вечером твою лосятину оприходуем, с удовольствием. А вообще – очень рад тебя видеть, если совсем честно, старик…