Далеко от Москвы
Шрифт:
— Он у нас вечно кого-нибудь спасает. Ему даже премию раз за это выдали, — сказал кто-то с усмешкой, и остальные дружно рассмеялись.
— Верно, был такой случай у меня, паря. Лет пять назад привелось вот так же зимой найти на Адуне двух замерзших людей. Один бухгалтер, другой кассир, что ли. Тащил я их на себе по очереди восемь километров. Мне и выдали премию: заподозрили, не я ли их прикончил. Под арестом был две недели, пока разбирались с мертвяками. Дружки-то надо мной и смеются с тех пор.
Рыбак рассказывал об этом спокойно, сам посмеиваясь
— Хорошо, что вы нас живыми застали. Не миновать бы тогда повторения прошлой истории с премией, — сказал он.
— Однако с той поры у меня словно болезнь появилась. — Рыбак всех обвел взглядом, лицо его посуровело. — Не могу дома в непогоду усидеть. Все чудится мне, паря: гибнет чья-то человеческая душа на Адуне. Ведь трудно без опыта из такой переделки выбраться!.. И скажи, какое счастье мне выпадает: каждый год я обязательно на кого-нибудь набреду!
— И даве так-то, — заговорили у костра. — Прислушался, вскочил: «Стреляют!..» Мы его утешаем, он злобится: «Люди гибнут, а мы сидим!..» И не зря, видишь, беспокоился.
Беридзе, успев набраться сил, завел с рыбаками оживленный разговор. Рыбаки охотно делились с ним своими заботами. Лов у них в Нижней Сазанке был все время плохой, мало рыбы — чересчур большая вода. А сейчас рыба есть. Они идут на совещание в район, буран задержал их, и, видимо, они запоздают. Из всего извлекая пользу, Беридзе и у них выспросил, велики ли разливы Адуна в здешних местах. Потом начал рассказывать о стройке нефтепровода, о том, что трасса перенесена с правого берега на левый.
Согревшийся в мешке Алексей незаметно задремал под разговор. Некоторое время голоса доносились до него, потом они словно растворились в нахлынувшей дремоте. Он не знал, час ли прошел или только несколько минут, когда окрик Беридзе разбудил его. Спать Алексей мог при любом шуме, но если обращались к нему, он сразу просыпался.
— Смотри, Алексей, кто наш спаситель! — громко и возбужденно говорил Беридзе, приподнявшись. — Это же Карпов. Мой, выходит, соавтор проекта левого берега! Говорили-говорили мы с ним — и выяснилось. То-то я чувствую по разговору, странный рыбак передо мной сидит. Строитель, а не рыбак! Мы, дорогой товарищ, много хорошего слышали про вас. Залкинд вас разыскивал и письмо вам посылал. Вы должны, просто обязаны вернуться на стройку.
— Письмо я получил, спасибо на добром слове. И начальник ваш, Батманов, заезжал позавчера в Нижнюю Сазанку — тоже вел со мной разговор. Благодарен за уважение. Только нельзя мне, паря, на стройку идти. Я за колхоз отвечаю, мы рыбу ловим.
Карпов сказал это, потупившись, каким-то упавшим голосом. Алексей понял, что он расстроен встречей с ними, выбит из колеи письмом Залкинда и предложением Батманова. Спутникам Карпова не понравился такой поворот
— Вы не сманивайте его, товарищ инженер, не сманивайте!
— Он и без того сумной ходит, как узнал, что строительство по-новому пошло.
— Мы в колхозе тоже не в шашки играем. Рыба нужна для фронта. Карпов у нас председатель и душа делу. Народ его уважает. Без него нам нельзя. Если уйдет, сроду не простим.
Рыбаки умолкли, выжидая. Беридзе прислушался к стихающему гулу ветра. Выпростав наружу руки, он стал вылезать из мешка.
— Выбирайся, Алеша, на белый свет, пойдем. Буран утих. До стойбища, говорят, семь километров, быстро домахаем.
— Не пущу я вас, никак нельзя, — решительно вступился Карпов. — Ветер скоро опять задует и теперь надолго. Сгинете — придется нам принимать грех на душу.
— Вы и сами, я вижу, в путь собрались, — сказал Беридзе.
Свернув мешок, он приспосабливал его за спину. Алексей тоже стал собираться.
— Мы-то? Мы — другое дело, нам Адун— квартира.
— Неужели советуете у костра сидеть целую неделю? У нас время дорогое.
— У костра сидеть, паря, не надо. Я вас в лучшее место сведу. Неподалеку стоит ваш трактор с домиком на полозьях. Там и переждете непогоду.
Распростившись с рыбаками, инженеры вслед за Карповым, ходко шедшим на лыжах, двинулись к реке.
Карпов привел инженеров к «улитке». Трудно понять, как нашел он этот домик — крохотную песчинку среди снежного океана. Трактор и домик-прицеп совсем занесло снегом. Кто-то, должно быть тракторист, хлопотал возле, пытаясь лопатой разгрести снег.
— Стой! Кто? — послышался громкий и явно знакомый Алексею голос.
— Свои, — миролюбиво ответил Карпов. — Принимай гостей.
По снежной траншее они, как в подземелье, зашли внутрь «улитки». В этой клетушке было два спальных места по вагонной системе, стоял верстак, столик, два табурета, ящики с инструментом. Наваленные повсюду, громоздились уголь и дрова. Здесь с трудом размещались два человека, а зашли сразу четверо.
Над верстаком висела керосиновая лампа. Коптящий язычок ее после темноты казался ослепительно ярким. Посреди домика гудела накаленная круглая железная печка. Беридзе, завидев свет и печку, обрадованно закричал, протиснулся к нарам и быстро начал снимать с себя мешок, полушубок, шапку и валенки.
— Следуй моему примеру, — посоветовал он Алексею.
Тракторист, вначале оторопевший от неожиданного появления гостей, теперь узнал их и кинулся помогать им раздеваться и устраиваться.
— Не узнали, товарищ Ковшов? — спросил он Алексея. — Я Силин, помните, вы с Филимоновым отправляли меня со Старта? Застрял я тут, не достиг пролива. Поломка была, потом сразу этот буран! Пока не было его — шел хорошо. Прицепы с грузом благополучно дотащил, по пути машины из беды выручал, дорогу чистил. Надеялся скоро до пролива доползти, и на тебе — ни взад, ни вперед, сиди и покуривай!