Дальше будущего нет
Шрифт:
К вечеру обещали долгожданную прохладу, и это было самым важным в сегодняшних новостях. В остальном в ленте маячили все те же тренды: сплошной токсичный мусор. Там стреляют, здесь грозятся, но все стабильно и даже хорошо. Почти за год жизни в негативном информационном поле Макс привык его фильтровать. По-настоящему, конечно, привыкнуть тяжело. Да чего уж там — невозможно. Но если постоянно все пропускать через себя, бояться и пытаться понять, то прости-прощай кукуха. А с его работой так нельзя: там нервы нужны покрепче.
Алединский, как и все, старался жить обычной жизнью. Но иногда накатывало. Он вспоминал, как год назад видел все совершенно иначе. Были какие-то планы и мечты. Помнил, как стоял на концерте и думал, что, наконец, у него все хорошо.
К концу рабочего дня за окном действительно посвежело, а в офисе, как обычно, наступил пятничный ад. То на продовых серверах беда, то у заказчика с головой проблемы. Макс упахался так, что единственным желанием было поехать домой, а еще надо за доставкой заехать…
За окном пронзительно завыла сирена. Алединский невольно вздрогнул. Он не видел предупреждений о проверке средств оповещения. Было уже такое. Тоже вроде бы привыкли, но каждый раз дергало. Как и сейчас по спине пробежал нехороший холодок. Обычно по-другому начиналось. Сначала все-таки голосом говорили пару раз, что в ходе проведения комплексной технической проверки сейчас врубят сирены, чтобы все отложили кирпичей. А тут сразу начали с сирен. И следом закралась малодушная мысль — может, он просто прослушал? Посмотрел на оставшихся в офисе коллег и понял, что нет, не прослушал. На их лицах он увидел отражение своего удивления и смутного страха.
Сирены еще раз взвизгнули и резко смолкли. Макс выдохнул с облегчением. В этот раз даже быстро заткнулись. В прошлый — минуты три надрывалась, а то и больше. И так денек был тот еще, а тут решили полирнуть воздушной тревогой. Нет уж, он уже настроился на пару банок пива и спокойный вечер. В ответ на его мысли громкоговорители системы оповещения зашлись неприятным треском, как будто кто-то ударил по микрофону или пошевелил невидимый штекер. Парень снова посмотрел в окно. Десятый час, а еще совсем светло. Засиделся он сегодня.
Снова раздался треск, а следом — механический голос.
“Внимание! Это не проверка. Внимание! Это не проверка”.
После второго повторения снова ненадолго повисла тревожная тишина. В офисе тепло, даже жарко, а Максу вдруг стало очень холодно.
— Да ну нет же… — растерянно произнес Вадим, их тестировщик. — Нет, блядь! Нет!
Он схватился за голову и зло пнул мусорную корзину. Никто не отреагировал. Все застыли на месте. Ну кто все… Бледная, как полотно, Катя из отдела разработки и уборщица, которая каких-то десять минут назад шутила и выгоняла всех из офиса по домам. Руки у Алединского мелко дрожали.
— Это… — заговорил он и замолк — за окном снова зазвучала сирена.
Она началась на низкой глухой ноте и нарастала пронзительной и сокрушительной волной. Гудки наслаивались друг на друга, заполняли все: пространство, мысли, последние уходящие секунды обычной жизни. Казалось, что сирена звучит все громче, громче и громче….
— З-звучит по-другому, — прошептала Катя.
— Чего? — зло переспросил Вадим.
— Сирена. Не как в первый раз. Гудки д-другие.
Макс метнулся в переговорку. Там был телевизор. Обычно на него презентации выводили, демонстрировали заказчикам, какие у них крутые проекты. В консоль еще рубились на всяких офисных тимбилдингах. Дрожащими руками он взял пульт и включил. Сердце бешено билось в груди. За стеклянной перегородкой переговорной застыли Катя, Вадим и уборщица.
По центру черного экрана висел белый прямоугольник с надписью “Ожидание сообщение правительства”. Механический голос монотонно и безжизненно говорил, что телестанция прервала обычное вещание для экстренного оповещения населения. Алединский тупо переключил на другой федеральный канал и услышал тот же синтезированный голос. За спиной громко всхлипнула
— Господи, да как же это… — по лицу уборщицы текли слезы.
Она вытащила телефон и куда-то побежала. Вадим разразился руганью, Катя беззвучно плакала. А Макс на неслушающихся ногах пошел обратно к своему рабочему месту. Он там телефон оставил. Надо родителям позвонить. Они, наверное, тоже увидели. Может, снова хакнули? Тоже ведь было такое. Потом быстро всех заверили, что все под контролем. Как и всегда.
Мысли рвались как ветхое полотно, а сирена все не умолкала. Каждый ее новый гудок уничтожал еще немного привычного, человеческого и простого.
Он взял телефон. Мельком посмотрел в окно — люди вели себя по-разному. Кто-то продолжал идти. Кто-то разговаривал по мобильному, а кто-то застыл, парализованный воем несмолкающей сирены.
Небеса разорвало ослепительной вспышкой. Макс вздрогнул и прирос к полу. Даже сквозь сирены он услышал истошный вопль с улицы. Алединский прильнул к стеклу. Взгляды людей были обращены в сторону нижней части города. Окатило холодом. Даже не холодом, самой настоящей ледяной паникой. Рассудок отказывался верить, что все происходит на самом деле. Упрямо гнул свое. Да это же не по-настоящему. Просто сон. Ебаный кошмар.
Это всего лишь какая-то авария. Вот и полыхнуло. Может, склад какой взорвался. Тоже ведь не в первый раз.
Внизу кричали люди. Кто-то закрывал ладонями глаза, кто-то выставил вперед руки и слепо шарил в воздухе. Макс смотрел на них и понимал, что любая его попытка придумать объяснение обречена.
Время остановилось.
Случилось то, чего все боялись. Даже, когда шутили, что ну тогда-то точно все закончится.
Отчаянно не хотел верить в то, что происходило. Макс понятия не имел, сколько времени нужно, чтобы до него дошла ударная волна. Уроки ОБЖ остались где-то в прекрасном далеко под названием “детство”, а все его размышления про ядерную войну сводились к малодушной уверенности, что он сдохнет в первые минуты. В позе Тони Старка на испытаниях ракеты “Иерихон”. Инстинкт самосохранения оказался сильнее. Алединский бросился прочь от окна. Рассудок рвало напополам. Одна часть мертвой хваткой держала мысль, что все это просто сон. Скоро зазвенит будильник, и Макс, как обычно, через весь город поедет на работу. А другая — требовала найти убежище, чтобы укрыться. И эта часть сознания не планировала дальше. Она словно шла по уровням или этапам. Сначала справиться с первой угрозой, потом думать про другие. Макс ринулся в переговорку, где все еще работал телевизор. Механический голос говорил, что ожидается сообщение правительства Российской Федерации. Парень забился в угол и обхватил руками голову. Сначала дохнуло жаром. Даже внутри здания чувствовалось — словно вышел из самолета где-нибудь в июльском Каире. Или в аду.
Ударной волной накрыло через несколько секунд. Здание тяжело содрогнулось. Сама земля застонала. И ей тяжело было. На мгновение показалось, что все рушится. Еще немного и все — конец. Но Макс не умирал, пока вокруг гремело и грохотало. На него что-то сыпалось и падало, но он не мог заставить себя открыть глаза. Скорчился в углу и ждал, что произойдет первым — волна пройдет, или здание не выдержит и обрушится вместе с ним. В шум вклинился тонкий звон — лопнули стеклянные перегородки. Стены еще раз тяжело дрогнули, и все стихло. Алединский приоткрыл глаза. Несколько мгновений он сидел в оглушающей тишине, а потом все вокруг взорвалось голосами. Истошно кричали люди. Где-то сигналил автомобиль. Макс машинально поднял взгляд на экран телевизора — вместо сообщения правительства он увидел белый шум. Звуки сирены доносились откуда-то издалека, где чудом уцелели громкоговорители. Он не мог заставить себя подняться. Подсознательно ждал еще одного удара, еще одной волны или, может, что его все-таки кто-то разбудит. А он выдохнет и нервно улыбнется — приснится же такое. Но это же нормально, все давно на взводе, столько времени живут в этом всем. Вот и снится ядерная война. Главное, что на самом деле все еще хорошо.