Дальше будущего нет
Шрифт:
Сквозь утопические грезы пробилась страшная мысль. Стучала как набат, вгрызалась в сознание как сирена — надо уходить. Надо. Прямо сейчас. Макс усилием воли заставил себя пошевелиться. Посмотрел на телефон, который он все еще сжимал в руках — сигнала нет. Как же он теперь родителям позвонит? И тут же потряс головой от злой беспомощности. Некому больше звонить. Ударили по нижней части — наверняка по военному заводу, где они работали. Теперь там только выжженная земля.
Весь город — общая могила.
По
Придерживаясь за стену, он поднялся на ноги. Схватил бутылки с водой и, пошатываясь, пошел к своему столу. Под кроссовками хрустело стекло. Электричество еще не вырубилось — освещение в коридорах работало, а связи, видимо, больше нет. Макс торопливо сгрузил воду в рюкзак и еще раз глянул на телефон — нет сигнала. Он бросил его на бутылки. Зачем — сам не понимал. Действовал как в бессознанке. Отметил, что нет ни Вадима, ни Кати. Мысленно окейнул. Может, убежали уже. Скорее всего, убежали.
Его все еще трясло — пока он судорожно метался по офисной кухне, набивал рюкзак фитнес-батончиками и искал местную аптечку. Снова не знал, зачем. Ответ вроде бы был очевидный — чтобы выжить. Но для чего? Все привычное ему уничтожено. Нет ни родных, ни его команды, ни чертовых проектов, которые ему еще вчера виделись такими важными. Больше нет ничего. Стоило ли держаться за жизнь, зная, что дальше будет только хуже? Макс точно знал, что не стоило, но шел по коридору, зная, что ему нужно разыскать убежище покрепче. Перед тем, как уйти, заглянул в раздевалку — схватил чью-то оставленную одинокую ветровку и надел.
Лифты отключились. Все здание светилось эвакуационными огнями. На лестнице почти никаких следов ударной волны. Так, штукатурка кое-где трещинами пошла, как будто так и было задумано. Полет мысли дизайнера, а не безжалостный след… войны? Настоящей, а не той, что была по телевизору — вроде бы и рядом, и одновременно далеко.
На улице он увидел ее без прикрас. Вокруг все горело. Пламя обгладывало здания и машины, безжалостно грызло мертвые тела. Гарь пропитала воздух горьким ядом, болью и смертью. Макс в первый раз в жизни так близко увидел трупы.
На горизонте, поверх остальных зданий на много километров поднималось огромное облако пыли и газа в форме гриба — как приговор или последний вздох. Его черная тень накрыла выжженную землю, где больше не
Но вот она — война.
Воздух расстреляли криками, невидимые пули наверху собирались черным радиоактивным дождем.
Из брошенной машины доносилось предупреждение все тем же механическим голосом — все граждане должны проследовать к ближайшему бомбоубежищу или найти укрытие и ждать указания правительства и служб экстренного реагирования. Алединский рассмеялся. Зло и от души. В бомбоубежище, значит? А где оно, им как-то и не сообщили. Он теперь что, должен у первого попавшегося спросить, как пройти в бомбоубежище? Он все смеялся и смеялся, задыхался от удушливой гари, но все равно не мог остановиться, даже понимая, что тратит драгоценное время, которого и так нет.
Макс вытер с лица выступившие слезы и пошел в сторону станции метро. Здесь недалеко, минут десять-пятнадцать. Сначала шел, потом перешел на бег. А вокруг был город мертвых. Он горел и кричал тысячью голосов. Макс шел мимо оставленных машин с выбитыми стеклами. Мимо понтового торгового центра, где не осталось ни одного целого стекла. У его дверей лежал парнишка-доставщик в дымящейся розовой куртке. Голова залита кровью. Лицо — сплошной ожог. Мертвец смотрел в небо. Алединский тоже поднял голову — наверху все темнело и темнело. И это не было обещанной летней грозой.
Пять минут — и смерть уже тут.
Эту часть города спасло только то, что ударная волна сюда пришла уже на излете. У тех, кто был в зданиях, остался шанс выжить. Кого настигло на улице — ослепли и сгорели.
Он заставил себя идти дальше. Мимо “Спара”, где выжившие уже тащили все подряд, перешагивая через трупы. Макс ускорил шаг. Люди сейчас еще страшнее будут, чем последствия ядерного удара. Все они в каком смысле — последствия. При угрозе жизни наружу такое вылезает, о чем даже не догадываешься. Макс свернул в небольшой сквер. Еще пять минут почти по прямой, и он будет в метро. На крыше станции надрывалась сирена. Вот он, спасительный маяк этого проклятого года и он же его отпевальная.
В голове поселилась пустота. Все эмоции выжгло ударной волной. Он посмотрел в сторону метро — туда стекались люди. С сумками и кричащими детьми. С обожженными лицами. Наскоро перемотанные свежими бинтами. Затравленные и испуганные, ведомые один-единственным первобытным инстинктом — выжить. Они расталкивали друг друга. Кто-то падал, и его тут же затаптывало человеческим потоком. Наверху надрывалась сирена, внизу кричали люди. Так, наверное, и звучит настоящий конец света. Бесконечный крик боли, агония умирающего человечества.