Дальше живите сами
Шрифт:
— Ничего страшного, обсудим и это, — отзывается мама. — Он знал.
— Папа об этом знал? — Я не верю своим ушам.
— В вопросах пола ваш отец был человеком вполне просвещенным.
— Ну, папка… — выдыхает Филипп.
— Давайте я расскажу про него одну историю!
— Пожалуйста, не надо, — резко говорит Венди.
Линда, откашлявшись, вступает в разговор:
— Ваш отец всегда был очень добр к нам с Хорри. Считал нас своей семьей, заботился о нашем благосостоянии. Когда Хорри получил травму и мне пришлось выложить кучу денег сверх страховки, ваш отец целый год платил ипотечные кредиты
— Значит, папка вас одобрил! — говорит Филипп. — Круто.
— Он сказал, что всегда подспудно что-то такое предвидел, — добавляет мама.
— Так, почему ты нам сразу не сказала? — спрашиваю я. — Ты же всегда была предельно откровенна. Насчет своей сексуальной жизни.
— Я не хотела ничем отягощать ваше горе. Морт был щедрым и любящим мужем. И замечательным отцом для всех вас. Он заслужил, чтобы о нем скорбели, ни на что не отвлекаясь.
Во мне что-то перещелкивает.
— Так, значит, это не папа придумал, что нам надо отсидеть шиву?
Мама краснеет и опускает глаза:
— Умный мальчик.
Стоны и возмущенный гул.
— Да будет вам! — смеется мама. — Вы же прекрасно знаете, как отец относился к религии. Точнее, не относился. Я даже удивилась, что вы попались на эту удочку.
— А мы-то! Поверили, что это была его последняя просьба! — говорит Пол. — Боже, мама! Зачем ты это выдумала?
— Ну а как еще, по-вашему, заставить вас собраться вместе? Причем не на пару часов, а по-настоящему? Мой муж, ваш отец, умер. Вы были мне нужны. И вы нужны друг другу, даже если пока об этом не подозреваете.
— Значит, и Стояк наврал, — говорю я. — Ради тебя.
Мать пожимает плечами:
— Чарли своего никогда не упустит.
— Если бы мы сюда не приехали, Трейси меня бы не бросила. — Филипп горестно качает головой.
— Сам-то в это веришь?
— Ты сломала мне жизнь.
— Филипп, — ласково говорит мать. — Конечно, на тебя пришелся избыток моей материнской любви, и я испортила тебя вконец. Но думаю, тебе уже пора принять на себя хоть какую-то ответственность за то, куда ты суешь свой член.
— Вот видите? Опять! Хватит говорить про мой член. Он — за пределами твоей юрисдикции. Матери не рассуждают про члены своих взрослых сыновей.
— Так повзрослей, и я перестану.
— Ты нам соврала, — тихо говорит Венди.
— Не отрицаю.
— Но ты никогда нам не врала. Это твое кредо.
— Я и с женщиной никогда любовью не занималась, — гордо отвечает мать. — Люди меняются. Нечасто, и хорошо, что нечасто, но это бывает.
Мама, надо отдать ей должное, получает несказанное удовольствие от происходящего: ей удалось потрясти своих детей до глубины души, они в ужасе, они ловят каждое ее слово! Ну, точно как в нашем детстве, один к одному. Словно мы никуда и не уезжали.
Филипп скатывается с дивана, морщась от боли, и встает:
— Хорошо. Я прощаю ваше вранье и предательство. — Он подходит к маме и Линде, обнимает их разом. — Я счастлив за вас, девушки. — После чего, рухнув между ними в кресло, он говорит: — А кодеинчика в доме нет? По-моему, у меня внутреннее кровотечение.
Глава 48
Мама
— Дейфины, — говорит он.
— Не будь жопой, Коул, — говорит Райан.
— Эй, слова выбирай!
— Это же попа, только другое слово, — хихикая, говорит Райан.
— Вот и соображай головой, а не попой, — предлагаю я.
Он всерьез раздумывает над моим предложением.
— А в жопе тоже есть дырка? — спрашивает он.
— Закрой дырку во рту, а то по попе надаю.
После секундного размышления он начинает хохотать, так что видно каждое ребрышко в подпрыгивающей от хохота грудной клетке.
— Во йту дыйка и в йопе дыйка, — повторяет Коул, сидя в ванне. Он поднимает дельфинов над головой и с размаху роняет в воду. Нас с Райаном обдает веером брызг. — Кобей!
— Коул! — шипит Венди с порога и, сокрушенно улыбнувшись, поясняет для меня: — Мы с этим боремся.
— Ругается он вполне виртуозно.
— Дейфин! Кобей! — радостно повторяет Коул.
Я скоро буду отцом, думаю я.
— Прямо как будто смена в лагере кончилась, — говорит Венди. Она сидит на краешке кровати Коула, а я — на кровати Райана в бывшей комнате самой Венди. — Завтра снова разъедемся, кто куда.
— Ты одна-то справишься? На самолете, со всей троицей? — спрашиваю я. Подменяю эмоции логистикой. В этом нам, достойным наследникам отца, равных нет. Наши родители достают нас, так или иначе, даже после смерти. Так что, пока мы есть, они, в сущности, не умирают. И сестра, и братья, и я сам будем давить в себе искренние эмоции всегда, до седых волос. И в общении с посторонними вполне преуспеем, кто больше, кто меньше, но вот друг с другом… Тут мы терпим крах, полный и неизменный. Иногда очень даже эффектный. Потому что наша нервная система похожа на электропроводку в родительском доме: она держится на честном слове.
— Справлюсь, без проблем.
— И как будет с Барри?
— А что с ним будет?
— Ничего. Не бери в голову.
Венди вздыхает и смотрит на спящего сына. На ее лице отражается смесь любви, боли и тревоги. Мне это чувство пока неведомо, но оно придет скоро, очень скоро.
— У меня замечательная жизнь, хороший муж, — говорит Венди. — Я люблю его, уж какой есть. Иногда он — тот, какой есть, — меня не вполне устраивает, мне чего-то не хватает, но в основном — хватает. Есть женщины, которые вечно ищут чего-то лучшего. Я им даже завидую, но знаю, что сама я устроена иначе. Кстати, кто-нибудь исследовал, сколько таких женщин действительно проживают остаток жизни с более достойным человеком? — Она пожимает плечами. — Нет такой статистики.