Дама наизнанку

Горлов Василий

– Зинуля, залепи этому деятелю лоб пластырем и приведи ко мне.

– Слушаюсь, Кирилл Олегович!

Ого, подумал Быков: дисциплинка у него тут на уровне! И еще капитану пришло в голову - когда Зина обрабатывала его ссадину, - что никогда не знаешь, где найдешь, а где - потеряешь: похоже, директору понравилось, как он приложил этому Перу.

– Расскажи о себе, только не заливай: предупреждаю, буду проверять, и если, не дай Бог, где соврешь, - пеняй на себя!
– так директор начал разговор, после того, как секретарша привела Быкова к нему

в кабинет.
– Документы есть? Давай сюда!

Документами Алексей был снабжен вполне надежными, подлинными. Этот паспорт недавно был найден на одной из московских строек при облаве на нелегальных гастарбайтеров. Ну, а уж заменить фотографию - для профессионалов пара пустяков! Пока Хандыбин внимательно рассматривал каждую страницу жовто-блакитного документа, капитан нудным голосом рассказывал свою историю:

– Я - Горячев Анатолий Ильич, родился в Запорожье. Действительную служил в десантных войсках, механиком-водителем був... был.

– Там так драться научился?

– Ага, там. После армии працювал в Запорожье, на сервисе.

– По какому адресу в Запорожье прописан? Быстро!

– Вулица Перемоги, дом 7, квартира 22.

– А где стоит автосервис?

– На Жовтневой...

– Ладно, давай дальше ври.

– Та не вру я! На шо мне врать? На сервисе, значит, працювал. То-се, сварка, жестянка, электрика, движок. Потом пацанов наших накрыли, в Москву подался.

– Что за пацаны?
– с интересом спросил директор.

– Деловые пацаны: машины к нам пригоняли. На детали там, разобрать, номера перебить, перекрасить...

– Это у них научился по-зековски на корточках сидеть?

– А т?!

– Сам сидел?

– Ни. Как паленым запахло, я в Москву подался. Давай, сказал себе, Горячий, дуй в первопрестольную!

– Давно Калинина знаешь?

– С детства, еще с советских времен.

– Да?
– с нехорошей улыбкой удивился директор. А он мне сказал, что только сегодня с тобой познакомился.

– Кто, Калинин?
– теперь пришел черед изумиться Грязнову.
– Так он же в сорок шестом помер!

– Как умер? Ты о ком? О Виталии Калинине?

– Ни, о всесоюзном старосте, о Михаиле Ивановиче... А с Виталькой - да, сегодня познакомился: дорогу в контору пытал.

– А что ты так именно на мой сервис стремишься? Целый день тут проторчал?

По тому, каким колючим стал директорский взгляд, капитан понял, что излишняя доверчивость не входит в число недостатков этого человека.

– Та я ж вокруг уже все исходил, нигде вакансии нема. А мне треба поближе к дому: на автобусах да на метро я все гроши продуваню!

– Так..., - задумался Хандыбин, попробую, возьму тебя с испытательным сроком. Делать нечего: менты троих механиков из утренней смены замели... Сейчас иди домой, где, кстати, живешь-то?

– В конце Мосфильмовской.

– Адресок-то, помнишь?

Называя адрес квартиры, где жил гастарбайтер с Украина Грязнов, и наблюдая, как Хандыбин его записывает, Быков испытал огромную благодарность к Козлову: предсказание

полковника блестяще оправдывалось.

– Да, иди, значит, домой, а завтра к восьми приходи. Дисциплина у меня железная: опозданий, прогулов и болтовни о работе на стороне не бывает! За режимом следит Перо с пацанами. Положу тебе пока триста долларов.

Быков насупился.

– Что, маловато? Правильно, маловато! Но я пока не знаю, что ты умеешь. Будет работа - будут деньги. А, впрочем, что я жмочусь для такого гарного хлопца? Тысяча долларов устроит? Ну, и отлично!

Капитан изображал бурный восторг, хотя понимал, что столь неожиданная щедрость говорит лишь об одном: прилипчивый гастарбайтер был все же чем-то подозрителен, и директор уже решил, что "Горячев" до зарплаты не доживет. И то правда: кому-то ведь надо заменить посаженных в кутузку механиков? Ну, а потом, когда их выпустят, кто в мегаполисе хватится исчезнувшего и нигде не зарегистрированного подданного соседнего государства?

– А теперь иди! И не забудь: Перо очень злопамятен!

ВТОРНИК, 20-36 - 23-10. БАРАНОВ

Роза Кантемировна жила на Усачевке, что по московским масштабам совсем недалеко от Бутырки. Но это было верно для старой Москвы, когда улицы худо-бедно убирались, а машин было значительно меньше. Поэтому ехали долго и мучительно. Лида отказалась обсуждать только что прошедшие встречи, сказав, что ничего сенсационного она не узнала, а подробный анализ надо будет сделать на свежую голову, или, во всяком случае, в нормальной обстановке. Запись получилась на славу - едва усевшись в машину, они это проверили.

– Во всяком случае, - Овечкина на миг оторвала взгляд от медленно ползущего впереди "форда" и с сожалением посмотрела на автора идеи, - я бы не стала голосовать за кого-то из них, но и не исключила бы ни одного. Возможно, я что-то и пропустила - это мы восполним после повторного и сколько там еще будет нужно раз прослушивания; что-то может проявиться завтра, когда пойдет реакция с той стороны; в конце концов, не исключено, что искомый результат ждет нас в Матросской Тишине. Но меня волнует другое: вполне возможно, что наши сидельцы не в курсе этой операции с похищением Гусева. Согласись, это вполне допустимо: их могли не успеть поставить в известность, или вообще по каким-то причинам решили не извещать. А если предположить, что из-за каких-то накладок они еще и не смогут передать на волю информацию об "оборотне", то вся эта комбинация теряет всякий смысл.

– Все может быть. Но до того, как мы получим ответы от твоих клиентов, гадать достаточно бессмысленно. Во всяком случае, своим предложением ты разворошишь всю эту кучу, и оттуда, глядишь, кто и выползет.

– Безусловно, ты прав. Но я имела в виду другое. Мне кажется, что имеет смысл несколько расширить рамки проведения моей операции.

– Каким образом?
– удивился Виктор.

– Пользуясь твоей терминологией, следует более активно "поворошить эту кучу".

– То есть?