Дамасские ворота

Стоун Роберт

— Да, я узнала тебя.

Она вышла, кутаясь в джелабу.

— Почему ты здесь? — мягко спросил он. — Почему ты впустила их?

— Потому что Бергер так пожелал. — Ее глаза загорелись. — Бергер исключительно хорошо знал каббалу. Он воспринимал ее как суфийское учение. В конце жизни он звал Де Куффа аль-Арифом [165] . Так он звал и Абдуллу Уолтера.

— Знаешь, что я думаю? — спросил Лукас. — Я думаю, ты верующая.

165

Так в одной арабской притче звали суфия, который через веру исцелил византийского императора.

Она засмеялась, и Лукас

подумал: как она красива, когда смеется. Приятно было видеть, как ее глаза искрятся счастьем.

— Да, верующая в верующих, — ответила она. — Потому что братство истины едино во все века. И сестринство тоже.

— Бергер так говорил?

— Да, Бергер говорил так. Разиэль и Де Куфф тоже это говорят. А ты не веришь в это?

— Там, откуда я родом, — заметил Лукас, — мы говорим: «Верую, Господи! Помоги моему неверию» [166] .

166

Мк. 9: 24.

Створки двери распахнулись, и вошел Разиэль.

«Боится оставить меня наедине с ней», — подумал Лукас со злобой и раздражением.

— Значит, я могу попасть в твое исследование?

— Конечно.

— А если я окажусь неинтересным объектом и наскучу тебе?

— Попробую рискнуть. Мне не так просто наскучить.

— В качестве подспорья твоему исследованию, Кристофер, — сказал Разиэль, — надеюсь, ты занимаешься языком.

Фамильярный и наставительный тон Разиэля только усилил его раздражение.

— Я бросил курсы арабского в YMCA [167] . Теперь хожу в Еврейский университет. Но что-то не нахожу в этом большой пользы.

— Не находишь?

— Языки мне неважно даются.

Он посещал курс классического иврита в университете, а также курс, называвшийся, с бродвейским оттенком, «Традиция» [168] . Пройти этот курс ему посоветовал Оберман. Вел его старый литовец по имени Адлер, уцелевший в холокост, и предназначался он в основном для молодых, для студентов из Соединенных Штатов и Канады, которые на родине учились в ульпанах [169] и совершенствовались за границей. Было на этих курсах и некоторое количество неевреев, несколько священников из калифорнийской глубинки, двое со Среднего Запада и парочка вечных студентов, путешествующих по свету.

167

Христианский союз молодых людей.

168

Аллюзия на песню «Tradition» из мюзикла Джерри Бока и Шелдона Харника «Скрипач на крыше» (1964); либретто Джозефа Стайна было написано по мотивам новеллы Шолом-Алейхема «Тевье-молочник».

169

Еврейские школы с интенсивным изучением иврита.

Курс частью состоял из обзора иудейских вероучений от Хасмонеев, через Гиллеля и Филона, Маймонида и Нахманида, до Бубера и Гешеля [170] . Это было познавательно как в отношении влияния, оказанного неоплатонизмом второго века, так и в отношении современного рационального применения этих учений. Но страстью Адлера, хотя он и пытался это скрывать, была Лурианская каббала [171] . В соответствии с модернистской критической традицией он приписывал ее авторство Моше де Леону [172] .

170

Хасмонеи — коллективное имя династии царей и первосвященников,

правившей в Иудее в 166-37 гг. до н. э. Гиллель Вавилонянин (75 до н. э. — ок. 5-10 н. э.) — законоучитель и глава синедриона. Филон Александрийский (ок. 25 до н. э. — ок. 50 н. э.) — иудейский философ и богослов. Маймонид (1110–1170) — крупнейший раввинский авторитет, философ, ученый и врач. Нахманид (1194–1270) — талмудист, каббалист, философ, поэт и врач. Мартин Бубер (1878–1965) — немецко-еврейский философ, религиозный мыслитель, теоретик сионизма. Авраам Гешель (1907–1972) — консервативный еврейский философ и исследователь в области иудаики.

171

Одна из каббалистических школ, основанная Ицхаком бен Шломо Лурия в XVI в., оказала огромное влияние на все еврейские мистические учения в последующие века.

172

Моше де Леон (1250–1305) — живший в Испании каббалист, которому приписывается создание книги «Зогар».

К удивлению Лукаса, Адлер выделил его среди остальных и подошел поговорить. Может, потому, что чувствовал к нему особое расположение, а может, потому, что слышал об отце Лукаса и был горд иметь среди своих студентов сына такого ученого, но они подружились, и Адлер предложил ему прочесть несколько книг сверх обязательной программы. Одна из них была перевод фрагментов «Зогара», другая, написанная хасидским раввином, была о гематрии и других священных значениях букв ивритского алфавита. Это, посоветовал Адлер, хороший способ запомнить и усвоить древние буквы.

Разиэль улыбнулся:

— Адлер. Митнагед [173] .

— Вовсе нет.

— Но хороший человек, — добавил Разиэль.

В последовавшей затем тишине слышно было, как чирикали воробьи, свившие гнезда в старых стенах.

— Во всех старых домах в Старом городе полно воробьев, — сказал Разиэль, обаятельно улыбнувшись. — Мне они нравятся. Воробьи.

— Почему?

— Потому что все мы в этом городе воробьи.

173

Митнагед (мн.митнагим; ивр.противящийся, возражающий) — название, которое дали себе противники хасидизма из среды раввинов и руководителей еврейских общин. Иначе назывались «литваки», поскольку Литва была центром этой оппозиции.

Лукас решил, что пора сделать очередную пометку в блокноте. Достал его и записал: «Воробьи». Слово без контекста, само по себе, казалось, ничего не объясняло, и он убрал блокнот.

— Где мистер Де Куфф? — спросил он наконец. — Могу я поговорить с ним?

— Он весь день проведет в каване, — сказал Разз. — Готовится к двекуту. — Он взглянул на Лукаса с легким удивлением. — Хочешь сам выговорить, брат? Давай, не стесняйся. У тебя есть право, это твой язык. К-а-в-а-н-а, — проговорил он, тщательно выговаривая слово, гортанно произнося первую согласную. — Д-в-е-к-у-т.

Лукас понял, что, должно быть, беззвучно шевелил губами, подражая Раззу. Ему стало досадно. Но он заставил себя повторить вслух под руководством Разиэля: «К-а-в-а-н-а. Д-в-е-к-у-т». Он почти видел, как буквы складываются в слова.

— Очень хорошо, парень, — похвалил Разиэль. — Теперь вполне можешь сойти за еврея.

Соня засмеялась, довольная.

Лукас ответил похвалой на похвалу:

— Насколько понимаю, у тебя были проблемы с наркотиками, но ты быстро справился.

Разиэль замолчал.

— Я ему рассказала, — призналась Сония. — И о себе тоже рассказала.

— Я был обыкновенным наркоманом.

— И «Евреем за Иисуса»?

— А ты? — спросил Разиэль. — За кого ты? За кого ты сейчас? А если я спрошу тебя, почему ты пьешь?

«Всегда улыбается, — записал Лукас в блокноте, стараясь делать вид, что не слышит наглого встречного вопроса. — Высокомерно-снисходительный, но, пожалуй, совершенно чокнутый».