Дамир. Любой ценой

Бонд Юлия

– Так и есть, – пожимает плечами. – Болен тобой. Почему-то...

– Знаешь, что? А ну-ка собирай свои манатки и чеши обратно!

Я не верю, что говорю это вслух, но слова сами срываются с губ, руки тянутся к пакетам. Я запихиваю их в багажник, а затем разворачиваюсь, чтобы уйти.

– Стой! – приказывает он и тянет меня за руку назад. – Дина! Послушай меня, пожалуйста.

– Не хочу! Оставь меня в покое.

Вырываюсь и, сломя голову, бегу во двор. Захожу в дом, захлопываю за собой дверь и, прижавшись

спиной к дереву, медленно сползаю вниз.

На глаза накатывают слёзы. Зарываюсь лицом в ладонях и тихо плачу, закусив губу.

– Диночка, – зовёт бабушка. – Он тебя обидел?

Качаю головой.

– Тогда почему ты плачешь? Что случилось?

Встаю с пола и льну в родные объятия. Кладу голову на плечо своей старушки, продолжая плакать:

– Бабушка, почему мы любим не тех людей? Почему нас любят не те люди?

– Значит, это не он, – вздыхает бабушка. – Дин, всё пройдёт, слышишь?

– Не пройдёт. Совсем не пройдёт.

Бабушка успокаивает меня как может. Обнимает за плечи, гладит рукой по спине, шепчет утешительные слова, и я успокаиваюсь.

Сколько проходит времени? Не знаю. Но Давид не уезжает. Я выглядываю в окно и вижу его чёрный мерседес, который не сдвинулся ни на метр, а на улице уже вечереет.

– Внучка, я не знаю, кто этот человек и не вправе вмешиваться, но так некрасиво. Впусти человека в дом, накорми ужином. Он проделал такой дальний путь, а ты его даже на порог не пускаешь, – произносит бабушка, укоризненно качая головой.

– Нет! – возражаю я. – Я его не звала.

– Дин, не будь такой чёрствой. Ты же не такая.

– Бабушка, – хмурю брови. – Не призывай меня к совести. Не надо!

– Не понимаю тебя, внучка.

– И не поймёшь.

Так ничего не добившись, бабушка уходит в свою комнату. Санька следует за ней, и я остаюсь одна.

Проходит ещё один час, и я не выдерживаю. Бабушка права! Давид приехал издалека. Явно устал. Возможно, голоден, а я даже не могу напоить его чаем.

Накидываю на плечи курточку и выхожу из дома. Миную двор, открываю калитку и останавливаюсь напротив мерседеса. От увиденной картины, в сердце странно щемит. Давид заснул, уткнувшись лицом в руль.

Грустно вздыхаю. Потираю влажные ладони и тянусь рукой к окну. Стучу по стеклу.

Он просыпается практически сразу. Отрывает от руля заспанное лицо, выпрямляет спину, а затем, открыв дверь, выходит на улицу.

– Голоден? – спрашиваю я и он кивает головой. – Идём в дом, я тебя накормлю.

Оказавшись в доме, Давид осматривается по сторонам. Снимает обувь, кожаную курточку и замирает на месте, не решаясь идти дальше.

Я тяну его за руку:

– Идём!

Тепло его ладони обжигает кожу. По спине бегут противные мурашки, а в подкорке всплывают незабытые картинки.

Как же у нас всё неправильно, по-дурацки!

И зачем мы встретились? Для чего? Полгода мы были вместе. Тогда я думала, что люблю и готовилась к свадьбе, но появился Он и всё разрушил.

Давид моет руки, а я стою за его спиной и молча наблюдаю. На языке крутятся тысячи слов, но говорить не хочется. Да и о чём?

– Дин, знаю, что ты не хочешь меня видеть, но... Если мы не можем быть вместе, как раньше, то позволь стать тебе просто другом, – неожиданно произносит Давид, заставая меня врасплох.

Глава 75

Дамир

После того, как я прогнал Дину, проходит неделя. На теле заживают раны, на лице исчезают синяки, и я становлюсь прежним, ну почти!.. А точнее, прежний я только внешне, что касается внутренней стороны, то я разбит. Вдребезги!

Я сделал больно. Осознанно. Хотел, чтобы ушла, обиделась, как она может и пропала на время, не навсегда! Время, пожалуй, единственное, чего я хотел добиться. Знаю, потом придётся ползать на коленях и вымаливать у Дины прощения, но я готов. Буду грызть зубами бетонный пол, если попросит, только бы простила и поняла.

Эрнест обозначил границы. Расставил приоритеты, предупредив, что будет, если я посмею пойти против его воли. Посмею ли я? Без вариантов! Но только не ценой жизни моих близких и самых дорогих людей. Динка, Санька! Я люблю их больше всего на свете. Они – мой мир. Маленький, хрупкий, но такой родной и бесценный.

Увы, вместе мы быть не можем, но и врозь не получается...

С самого утра идёт дождь. Я кутаюсь в кожанку и выхожу из тачки. Открываю своим ключом калитку и захожу во двор. Миную небольшую аллею, подхожу к крыльцу. Замираю напротив входной двери, не решаясь зайти в дом.

Нервы ни к чёрту, натягиваются подобно гитарным струнам, вот-вот и порвутся. Достаю из кармана пачку «Parliament», подкуриваю сигарету и затягиваюсь сизым дымом. В груди бахает сердце, скачет слишком быстро, отдавая эхом где-то в висках.

Открывается дверь и на пороге появляется жена. Мне хватает нескольких секунд, чтобы ощутить боль и холод, который витает между нами невидимым облаком. Анита опирается плечом о дверной косяк, скрещивает на груди руки и смотрит на меня пронзительным взглядом.

Молчит она, молчу я.

Что сказать? Не знаю. Я давно потерял себя, а заодно и её.

– Почему не заходишь в дом? – она первой нарушает тишину, спрашивая обычным тоном.

– Курю, – киваю на дрожащие пальцы, сжимающие сигарету.

Анита обнимает себя за плечи, ёжась от холода. Только сейчас я замечаю, что на ней надет слишком тоненький халат.

– Не стой на пороге. Не мёрзни.

Она улыбается, вымученно, криво, но улыбается.

– Хорошо, ты тоже... Не кури долго.