Дамы и господа

Третьякова Людмила

— Ах, голубушки, — продолжала «сарафанную» тему Пушкина, — вы и представить не можете, что нынче де­лается! Эти платья вскружили голову всему Петербургу. Да только ли ему! Второго дня мне принесли письмо от ба­ронессы Вревской из Пскова. Умоляет заказать ей русское платье. Я, натурально, по старой дружбе тотчас принялась бегать. И что же, у портних ни одной мастерицы свободной — все заняты этой новинкой…

Разговоры затянулись до глубокого вечера, и, утомив старуху Архарову, и порадовав ее душу. Ууегшись на покой, она, как обычно, затребовала к себе чтицу. Книги ей читали исключительно русских авторов. Слушала она всегда с

ве­ликим удовольствием, прося, однако, пропускать страшные места.

Так шел год за годом этой жизни, внешне ничем особо не примечательной, но для современников как будто ставшей залогом всеобщего спокойствия, благочиния и сердечнос­ти. На радость всем, старуха Архарова казалась вечной. Но сама-то Екатерина Александровна про себя знала: ее земной срок подходит к концу. Писали, что «она боялась смерти, а умирала с твердостью и в полной памяти»…

3

Наталья Загряжская. Шампанское «на дорожку»

Много ли на свете таких тетушек, о которых можно написать приятелю, что она «в настоящее время умирает, подкрепляя себя несколькими стаканами шампанского лишь для того, чтобы поиграть в бостон»?

Девичья фамилия Натальи Кирилловны Загряжской — Разумовская. Она доводилась внучатой племянницей «тому голосистому хлопцу из Малороссии, Алексею Разумовско­му, который вытянул у судьбы совершенно фантастический фант», стал тайным супругом русской императрицы Елиза­веты Петровны. Она, дочь Петра Великого, щедро одари­вала не только этого сладкоголосого красавца, но и всю его родню. Отсюда несчетное богатство и брата Алексея — Ки­рилла Григорьевича Разумовского, отца Загряжской.

…Наталья Кирилловна была первым ребенком в семье. Она стала любимицей еще очень молодого, девятнадцати­летнего, отца, и, несмотря на то что следом появилось еще шестеро детей, его сердце всегда принадлежало именно ей. Были обстоятельства, которые, возможно, особо поощря­ли это чувство. Девочка уродилась очевидной дурнушкой. Как такое могло приключиться при красавцах родителях? Прошло некоторое время, и отцу с матерью был нанесен еще один удар — у дочери стал расти горб. Разумовские призвали на помощь всех европейских светил медицины, испробовали самые экзотические средства, рекомендован­ные отечественными знахарями, и все же осилить эту беду им так и не удалось.

Тем не менее, словно не ведая о кознях природы, де­вочка росла очень бойкой, сообразительной и занятной в обращении. Редкий гость у Разумовских не озадачивался меткостью ее суждений и не разговаривал с этой крошкой с интересом для себя.

Избаловали ее страшно. В зрелые годы Наталья Кирил­ловна называла себя маленьким чудовищем, жалея мучениц- гувернанток, которые к ней были приставлены.

Своенравная, не терпящая возражений, она, вероятно, с годами превратилась бы в невыносимое, вздорное существо, если бы ее живой ум и природное добросердечие не искупали эти недостатки. Симпатию к молоденькой девушке, прямой, резкой, но, в сущности, совершенно беззлобной и справед­ливой в своих суждениях, испытывали все. Императрице Екатерине II, когда ей представили Наташу Разумовскую, она очень понравилась. Взяв ее ко двору во фрейлины, государыня, в знак особой приязни, разрешила ей жить не в Зимнем, как это полагалось, а в родительском доме, огромном дворце Разумовских на Фонтанке.

* * *

Среди

всех братьев и сестер Наташа особенно любила брата Андрея. Обычно она своим чувствам никогда не изменяла, даже если обстоятельства понуждали к этому. Нежное отношение к Андрею Кирилловичу она сохранила на всю жизнь.

Но какие же они были разные — брат и сестра! Андрей, элегантный стройный красавец, с тонким лицом, — такие особенно нравятся женщинам. Он пользовался этим вовсю, ввергая себя в разного рода любовные приключения, гро­зившие его репутации и поглощавшие огромные средства. «Шармер и мот», — кратко выражалась Наталья Кирил­ловна и продолжала обожать брата. Он действительно был заядлым любезником, кавалером «в полном смысле слова, во вкусе дореволюционных французских салонов» и вообще по своим привычкам, жизненным предпочтениям тяготел ко всему европейскому.

Брата и сестру вроде бы воспитывали на один «фран­цузский» лад, отдававший вольтерьянством, но результа­ты оказались совершенно противоположными. Наталья Кирилловна любила отечество и все русское истово, «до такой степени, что она ненавидела память Петра Великого, изуродовавшего, по ее словам, Россию».

Насколько Наталья Кирилловна была проста в обра­щении, насколько в ее речи чувствовалась женщина даже не петербургской, а старомосковской закваски, настолько же ее брат ощущал себя аристократом европейского толка и, как писали, «находил достойным для себя лишь обще­ство „маркизов и шевалье“». Порой отец, граф Кирилл Григорьевич, оставаясь со всеми его регалиями и фельд­маршальским званием человеком отнюдь не кичливым, пытался урезонить сына:

— Не забывай, Андрюша, что я сын простого пас­туха.

— Возможно, так оно и есть, папа. Зато я — сын фельд­маршала, — парировал наследник.

В детстве Андрей Разумовский был товарищем игр единственного сына Екатерины II, великого князя Павла Петровича. Потом, зачисленный с десяти лет в мичманы, он расстался со своим царственным другом, сделался за­правским моряком, участвовал в экспедициях, командовал фрегатом «Екатерина», получил в двадцать три года чин генерал-майора и снова появился в Петербурге, заматерев­шим, еще более авантюрным, — сущей погибелью для дам и девиц.

К этому времени у Натальи Кирилловны скопилась огромная пачка писем брата. Оба они, обладавшие хоро­шим слогом, часто переписывались. Из писем Андрея она поняла, что даже водная стихия не помеха ему жить пол­нокровной жизнью сердца: не всегда же кораблям качаться на волнах.

Со своей стороны, сестра помимо разного рода советов писала о скучных фрейлинских обязанностях и о полном штиле в собственном сердце: сильный пол вокруг все какой- то незначительный, не на кого глаз положить — «а кое-чего нам не надобно…»

* * *

Между тем, не подозревая о подобных умонастроениях дочери, отец Натальи Кирилловны не переставал пережи­вать за ее дальнейшую судьбу. Ему казалось, что с эдакой-то внешностью его любимице придется смириться с участью старой девы. И он решил подсластить горькую эту пилю­лю, выделив Наташе огромное, не в пример другим детям, наследство.

Однако его мрачные прогнозы оказались преждевре­менными: к дочери то и дело сватались весьма небросовые женихи. Проблема обозначилась как раз с той стороны, откуда ее трудно было и ожидать: Наташа оказалась не­вестой разборчивой. Целая вереница соискателей получила от ворот поворот.