Дань псам
Шрифт:
— Мастер Квел, — подал голос Гланно. — Лубки принесли?
Квел метнул Грантлу очередной взгляд: — Я же сказал — любитель дешевки.
Солнце наконец поднялось, украсив горизонт огненным ободком. Наступил последний день деревни грабителей на Краю Беды.
Бедаск Полл Корусс Агапе стоял у окна башни, наблюдая, как жена идет по улице. — Ох, — пробормотал он, — у меня неприятности.
За несколько мгновений до рассвета Кедевисс откинула одеяла и вышла в темноту. Различила его силуэт.
Хруст мокасин по гравию выдал Кедевисс. Скол повернул голову, смотря на ее приближение.
— Ты больше не спишь, — сказала она.
Скол промолчал.
— С тобой что-то случилось, — продолжила она. — Когда ты проснулся в Бастионе, ты … изменился. Я думала, это последствия одержимости. Теперь не уверена.
Он положил цепочку и спрыгнул с камня, ловко приземлившись. Чуть помедлил, расправляя плащ. — Изо всех них, — сказал он вполголоса, — ты самая умная, Кедевисс. Видишь то, чего не видят другие.
— Я стараюсь всему уделять внимание. Ты хорошо скрывался, Скол — или как теперь тебя зовут.
— Похоже, недостаточно хорошо.
— Каковы твои планы? Аномандер Рейк увидит все в тот самый миг, как ты покажешься на глаза. Не сомневаюсь, он будет не один.
— Я был Глашатаем Тьмы, — сказал он.
— Сомневаюсь.
— Я был Смертным Мечом Чернокрылого Лорда, самого Рейка.
— Но ведь не он избрал тебя? Ты поклонялся богу, не ответившему ни на одну молитву. Богу, который, по всей видимости, вообще не знает о твоем существовании.
— И за это, — шепнул Скол, — ответит.
Ее брови взлетели: — Это поход ради мести? Если бы мы знали…
— Что вы знаете или не знаете, мне не интересно.
— Смертный Меч служит.
— Я сказал, Кедевисс, что был Смертным Мечом.
— Но уже не являешься. Так кто же ты теперь, Скол?
В зернистом сумраке она различила улыбку на его лице — и что-то темное в глазах. — Однажды над Бастионом раскрылся садок. Оттуда выпала машина и…
Она кивнула: — Да, мы ее видели.
— Она несла новорожденного бога. Нет, не намеренно. Нет, механизм летающей повозки по самой природе своей создавал врата, странствовал из Королевства в Королевство и бросал сеть, и в сеть эту попался бог — ребенок. Принесенный сюда…
— И что случилось со странником?
Скол пожал плечами.
Кедевисс изучала его, склонив голову набок. — Нам не удалось?
Он глядел на нее с легкой усмешкой.
— Мы думали, будто изгнали из тебя Умирающего — но на деле загнали его еще глубже. Уничтожив пещеру — мир, в котором он обитал.
— Вы прекратили его муки, Кедевисс. Оставив только … голод.
— Рейк уничтожит тебя. А мы, — продолжала она, — не станем сопровождать тебя в Черный Коралл. Уйди прочь, божок. Мы сами отыщем путь…
Он улыбался. — Придете первыми? Неравная выйдет гонка — я с моим голодом
— Божок, ты проник в мозг Скола и думаешь, что познал Тисте Анди? Должна сказать — ты ошибаешься. Скол был варваром. Невеждой. Дураком. Он ничего не знал…
— Тисте Анди мне не интересны — о, я убью Аномандера Рейка, ибо он заслуживает смерти. Я напитаюсь им, заберу силу. Но нет, я ищу не Коралл, а то, что лежит рядом, в кургане за городом. Другого юного бога — столь юного, столь беззащитного, столь наивного. — Он снова расцвел в улыбке. — И он знает, что я иду.
— Придется нам самим останавливать тебя?
— Вам? Нимандеру, Ненанде? Вам, щенкам? Не смеши, Кедевисс.
— Если…
Атака была молниеносной — рука сомкнулась на ее горле, вторая зажала рот. Она ощутила, как ломается гортань. Пошарила у пояса, ища кинжал… Он развернул ее и бросил наземь так резко, что голова ударилась о камень. Кедевисс теряла сознание, движения стали неуклюжими. Что-то текло из его руки в зажатый рот, что-то, заставившее онеметь губы, челюсти. Проникшее в глотку. Густое как смола-живица. Она подняла взор, увидела мутный блеск в глазах Умирающего Бога — нет, уже не умирающего, освобожденного — и подумала: «Что мы наделали?»
Он шептал: — Я мог бы остановиться. Ты стала бы моей. Какое искушение.
Но мерзость, истекавшая из руки, только нарастала, разбухала, скользя словно жир, проникая в горло, разворачиваясь в кишках.
— Но ты можешь вырваться — всего на миг, но этого хватит, чтобы предупредить. Не могу такого позволить.
В местах касания яда рождалось мгновение экстатического желания, растекалось по телу… но тут же проглатывалось онемением и еще чем-то… темным. Она могла ощутить, как гниет заживо.
«Он меня убивает». Но понимание не смогло пробудить ушедшие силы.
— Видишь ли, остальные мне нужны, — шептал он. — Чтобы мы могли придти компанией, чтобы никто ничего не заподозрил. Мне нужен путь внутрь, вот и всё. Погляди на Нимандера. — Он фыркнул. — В нем нет коварства. Совсем нет. Он будет моим щитом. Моим щитом.
Он уже не сдавливал ей шею. Не было нужды.
Кедевисс смотрела на него, умирая, и в последний миг подумала: «Нимандер… безобидный? О, но ты не…» А потом наступило ничто.
Ничто, о котором не смеют говорить жрецы, не пишут священные книги, которое не славят провидцы и пророки. Ничто ничто. Ожидание души.
Пришла смерть, и душа ожидает.
Араната открыла глаза, села, коснулась плеча Нимандера. Тот пробудился, вопросительно оглядел на нее.
— Он убил Кедевисс, — едва слышно сказала она.
Нимандер посерел.
— Она была права, — шептала Араната. — Нужно быть осторожными. Ничего не говори, никому, или все умрут