Дань псам
Шрифт:
— Там, где дело доходит до самосохранения, суждения Десры точны. Она никогда не ошибается. Она сделала выживание результатом острого зрения. Десра видит четче и дальше, чем все мы. Вот ее добродетель.
Скол возвращался, Десра повисла у него на локте, словно женщина, одержимая ужасом.
— Умирающий бог скоро прибудет, — сказал Скол. Он спрятал цепочку с кольцами; в нем ощущалось беспокойство, из которого темным облаком росло обещание насилия. — Вы все должны уйти. Я не желаю прикрывать вас, если дела обернутся плохо. У меня не будет времени.
Нимандер потом вспоминал: вот момент, в который он должен был сделать шаг вперед, взглянуть Сколу в глаза — смело, показывая дерзость и таящееся за ней обещание. Вместо этого он повернулся к родичам. — Идемте, — сказал он.
Глаза Ненанды расширились, щека задергалась. Затем он резко повернулся и вышел из таверны.
Скиньтик — на его лице было написано что-то вроде стыда — схватил Десру за рукав и отвел от Скола. Араната встретила взор Нимандера и кивнула — но смысл ее кивка ускользнул от него, запомнилась только полная пустота во взоре. Она и Кедевисс покинули пивнушку.
Остались только Нимандер и Скол.
— Мне приятно, — заявил Скол, — что ты принимаешь мои приказы как должное. И что они еще слушаются тебя. Но, — добавил он, — не думаю, что это будет продолжаться еще долго.
— Не боритесь с умирающим богом, — попросил Нимандер. — Не здесь, не сейчас.
— Превосходный совет — я не имею намерения бороться с ним. Просто хочу увидеть.
— А если он не будет рад, Скол, что его увидит такой, как вы?
Скол ухмыльнулся: — Почему, ты думаешь, я отослал вас в безопасное место? Иди же, Нимандер. Назад, в комнаты. Успокой трепетных кроликов.
Снаружи, под величественной россыпью ярких звезд, Нимандер обнаружил родичей сгрудившимися посреди улицы. Кролики! Да, может так показаться. Доносившееся из таверны бормотание достигло яростной высоты; звук отдавался эхом, как будто накатываясь с холмов и полей, окружающих деревню.
— Вы слышите? — спросил Скиньтик. — Нимандер? Ты слышишь? Пугала… они поют…
— Мать Тьма, — в ужасе прошептала Кедевисс.
— Я хочу поглядеть на одно из полей, — сказал вдруг Скиньтик. — Сейчас же. Кто со мной?
Никто не отозвался. Нимандер произнес: — Ты и я, Скиньтик. Остальные вернутся в комнаты. Ненанда, стой на страже до нашего возвращения.
Нимандер и Скиньтик проследили, как Ненанда решительно увел остальных. Затем они сами пошли в боковую улочку. Ноги стучали по пыльной, твердой земле. К хору присоединился еще один голос, доносившийся из храма — вопль нестерпимой боли, крик такого страдания, что Нимандер пошатнулся, ноги его словно стали водой. Он увидел, что и Скиньтик спотыкается, падает на колени, но заставляет себя встать.
Нимандер со слезами на глазах сделал то же.
По сторонам были старые палисадники с брошенными хомутами, плугами и прочими орудиями; заросшие сорняками борозды тускло блестели в свете звезд. «Боги, они уже не едят. Только пьют. ЭТО их питает — и убивает».
Похоронный
… и Скол остался внутри. Свидетелем безумия. Он видит искаженное лицо, видит глаза, уставившиеся в его глаза…
— Спеши, — застонал Нимандер и прошел мимо Скиньтика; но тот схватил его за куртку, заставив остановиться.
Они уже вышли на край поля.
В холодном серебристом полусвете ряды пугал перед ними пришли в движение, руки и ноги извивались, подобно змеям, слепым червям. Черная кровь струилась на жуткие растения, и цветы открылись, исторгая тучки пыльцы. Мерцающая пыль искрами понеслась по течениям ночного воздуха.
И Нимандер хотел побежать в поле, в самую середину рядов распятых жертв. Хотел вкусить пыльцу, ощутить языком и глоткой. Хотел танцевать в божьей боли. Плачущий Скиньтик оттащил его — хотя казалось, он сам ведет битву, такими напряженными стали мышцы, такими неловкими усилия. Они упали друг на друга. Повалились на землю.
Перевернулись на животы и поползли назад, на грязную дорогу.
«Пыльца… пыльца в воздухе. Мы вдохнули ее и — о боги! — мы желаем еще».
Новый ужасный вопль, глас плотской твари, пытающейся влезть на небеса — но не за что ухватиться, нет выступов для рук и впадин для ног — и она просто вопит, машет руками по сторонам, хватая вас за горло. Вопит в лица свидетелей.
«Вы пляшете! Вы пьете мою агонию полным ртом! Что же вы за паразиты? Хватит! Оставьте меня! Освободите меня!»
Шум тысяч ног проносился через мозг Нимандера, топот множества танцоров, неспособных остановиться, даже если бы желали этого — а они не желают — снова, снова, снова — о боги, навсегда!..
Там, в ловушке рассудка, он увидел старика и его кровь — облитое нектаром лицо — увидел экстаз в его глазах, гибкие члены, выпрямившуюся спину — все рубцы и старческие шишки пропали, опухоли исчезли. Он танцевал в толпе, один среди многих, возбужденный, потерявшийся в возбуждении.
Нимандер понял, что они со Скиньтиком доползли до главной улицы. Когда второй крик бога затих вдали, в голову вернулась некоторая ясность. Он с трудом встал на ноги, потянув вверх и Скиньтика. Они побежали, поддерживая друг друга, к гостинице. Там маячит спасение? Или Ненанда и остальные также поддались? Они танцуют в полях, лишившись личностей, утонув в густой черной реке?
Третий вопль — еще более сильный, еще более жадный.
Нимандер упал под весом Скиньтика. Слишком поздно… им надо повернуться, встать и пойти в поле — боль держала его в смертельных, сладостных объятиях — слишком поздно… уже…