Данэя
Шрифт:
— Так что за мрачные шутки?
— Какие шутки! Растолкую: мне еще до этой передряги успели немного вправить мозги и объяснить что к чему, так что я смог кое-что таки уразуметь.
— Мрак Вселенной! По какому курсу ты ведешь нас?
— По верному, — не беспокойся, самому верному.
— По чьему пеленгу?
— Того, кого я всегда называл Капитаном.
— Дана? Рассказал бы лучше, как летал спасать их.
— И о них.
— Серьезно!
— Быть по сему. Заодно и о том, почему считаю, что он сумел мне вправить мозги. Только учтите: придется поднапрячься, чтобы понять толком,
— Ну, ну! Не томи.
Ли старался говорить попонятней, чтобы суметь с первого раза довести до их сознания главное. Кое-кто из них может улететь в ближайшее время — поговорить с ними удастся не скоро. Важно, чтобы, сколько-то поняв его, они смогли запомнить как можно больше — и передать другим. Чтобы разносили по Малому космосу идеи Лала. В том, что они выполнят его просьбу и сделают это, он не сомневался нисколько — так же, как и в них самих: космическое братство — вещь самая надежная.
То, что он говорил, было настолько поразительным, что позабыли о его полете на катере в Большом космосе, подробности которого больше всего вначале интересовали их. Он рассказывал о том, чего не было в давно опубликованных отчетах. Молчали, слушали внимательно.
Врач зашел на минуту, проведать его — даже садиться не стал, чтобы сразу уйти — но не ушел, тоже стал слушать. Остался стоять, скрестив руки на груди и прислонившись к стене рядом с дверью.
— Это должны узнать все. Вы расскажите другим — везде, где окажитесь. И они — дальше. Рассказывайте как можно подробней. Все, что поняли или пока только запомнили.
— Пока — больше и запомнили, чем поняли. Не так-то просто!
— Ничего: для начала — довольно. Кто сразу не улетит, почаще захаживайте ко мне. Будем обсуждать: в этом надо разобраться досконально. Капитан сказал, что эпоху кризиса нельзя считать прошедшей, пока человечество не уничтожит социальный институт неполноценных. Поэтому думайте — думайте как следует над тем, что я сказал вам. И еще раз прошу вас: расскажите об этом другим — кому только сможете.
— Не беспокойся: сделаем. Но вообще-то… М-да!
— Не тушуйтесь, братцы. Мне было еще трудней: я пока для вас отобрал только самое главное.
— Но если все так, как ты сказал, почему — никто этого не видел?
— В этом-то все и дело. Поэтому все должны теперь узнать.
— Ясно!
— Орлы Космоса, взлетайте-ка побыстрей — пока мне пациента не угробили! — вдруг скомандовал врач.
— А ты что до сих пор молчал?
— Потому, что еще было можно. А теперь хватит, — я вполне серьезно говорю. И при прощании не вкладывайте всю силу чувства в рукопожатие: я не смогу сейчас сделать ему повторную пересадку кисти — уважаю чужие принципы, даже — новые.
И космонавты прощались с Ли наклоном головы.
…Через минуту после того, как они ушли, в двери снова появился Ги.
— Уговорил его дать мне посидеть с тобой еще пять минут. Ну, и задал же ты мозгам баню, брат! Ты ведь знаешь: я никогда не боялся, да?
— Верно.
— А сейчас мне страшно: если то, что ты сказал, ну, все — правда, то не может не быть страшно.
— И что думаешь дальше?
— Я — как ты: мы же с тобой всегда были вместе.
— Будет
— Еще бы! Но мы-то — спасатели: «Если где-то случилась беда, наше дело — спешить туда!» Только как же так: как могло все произойти незаметно? Тебе — тоже было страшно? Когда узнал — про это?
— Еще как, — особенно когда Капитан сказал, что я сам чуть не угодил под отбраковку. При моем сложении был бы мне прямой путь в доноры, — и может быть, заштопали бы тебя моими кусками. Я ведь вначале терпеть не мог учиться, так что если бы не мама Ева…
А она в это время тоже не спала.
Сегодня ей, наконец-то, удалось собрать вместе достаточно большое количество своих бывших единомышленников. Это стоило немалого труда: движение против отбраковки, в котором они участвовали, зайдя в тупик из-за узости цели, как будто начисто выдохлось. Отчаянная попытка Евы расширить цели борьбы и оживить ее с помощью актов рождения детей полноценными женщинами закончилась поражением: казалось, движение растоптано, уничтожено. Хотя то, что произошло благодаря ему, осталось: противники движения сознавали невозможность вернуть все назад.
Участники движения, выходя из него, переставали встречаться друг с другом, разбредались и как будто исчезали. И неимоверно трудно оказалось вновь привлечь их к возобновлению борьбы. Пришлось отдельно говорить с каждым — убеждать в необходимости собраться вместе: многие старались уклониться от встречи. Даже те, кто работал с Евой на одном острове: при встрече они опускали глаза — не могли забыть, как в самый трудный момент оставили ее одну. Лишь две из них прибыли вместе с ней на встречу.
Но, в целом, все же набралось достаточно народа. Преобладали женщины. Разместились в загородном кафе, заняв его целиком.
Ева сообщила о встрече с Эей.
— Обстановка изменилась, коллеги. Идеи Лала открывают новые горизонты и указывают путь. Победа его идей неизбежна, и мы должны быть в первых рядах тех, кто выступит за их осуществление. Наше движение против отбраковки по существу являлось начальным этапом борьбы за возрождение социальной справедливости. Теперь пора снова воспрянуть духом — сплотиться и действовать.
Отозвались не многие. Кое-кто сразу ушел, но и среди оставшихся большинство сидело молча. Под конец осталось всего человек десять, двое из них мужчины-педиатры, остальные женщины, почти все педагоги трех первых ступеней. Но зато это были самые надежные.
Приступили к выработке конкретного плана возобновления действий. Обсуждали прежде всего меры привлечения к борьбе бывших участников: судя по сегодняшней встрече, этот вопрос и дальше не обещал быть легким.
Ограничение отбраковки не сопровождалось снижением требований к уровню знаний при переводе детей на следующие ступени: увеличилась нагрузка на педагогов, и возросла сложность их работы. Каждый из малоспособных детей, который раньше неизбежно попадал под отбраковку, требовал не только значительного дополнительного труда, но и индивидуального подхода: каких-то общих, хорошо отработанных методов работы с отстающими детьми было пока крайне недостаточно. Далеко не все педагоги были довольны этим, что тоже явилось одним из факторов спада движения.