Данэя
Шрифт:
Тоже щука. Какая огромная, чуть ли не вдвое больше первой. О-го-го! Глаза юноши сияли, ноздри раздувались, — он широко улыбался.
Еще, еще заброс. Ничего. Не может быть, не должно! Поймать еще, почувствовать вновь и вновь взявшую блесну рыбу, подсечь ее резким рывком и снова тащить к себе.
«Там у нас тоже обязательно должна быть рыба, ею надо как можно скорей заселить водоемы». Чтобы и там можно было испытать азарт ловли, восторг при виде крупной бьющейся рыбы.
Он забросил далеко, почти к самым кустам у мыска. Повел — и тут
Действуя веслами, он медленно подплыл к мыску, чтобы, легонько подергивая леску, как учил Отец, попытать освободить тройник с блесной. Солнце еще сияло вовсю. Ветерок приятно обдувал лицо и голое тело и тихо подвигал лодку.
Удивленный вскрик заставил его поднять голову.
…Что делать? Как жить дальше? С каждым днем она все сильней чувствовала, что уже окончательно не в состоянии жить по-прежнему, — только так, как живут они.
Мысль, в первый момент показавшаяся безумной — стать одной из них, войти в их семью — не проходила. Наоборот — становилась навязчивой, настолько сильной, что сминала даже чувство к Дану. Они становились ближе ей — все: и Эя, и девочка, и застенчивый юноша, горящий взгляд которого стал часто видеться ей.
Надо искупаться: вода освежит тело и хоть немного успокоит. Лейли сбросила одежду, шагнула к воде. Солнце било в глаза так, что пришлось зажмуриться.
Она приоткрыла глаза — и не поверила себе: лодка, прямо перед ней, и в лодке сын Дана — Лал. Солнце золотило его развевающиеся огненно рыжие кудри, — казалось, сияющий ореол окружал его голову. И юношески стройное нагое тело с выпуклой грудью, развернутыми плечами — будто созданное античным скульптором для храма Гелиоса.
Он поднял голову, услышав ее вскрик, — и все затмил его взгляд. Он уже не мог оторвать от нее глаз, не мог опустить их; в них светились восхищение и радость, робость и покорная нежность. Губы его беззвучно шевелились.
И молнией пронзила ее мысль: это — выход! Единственный — другого не будет. Только это свяжет ее с ними — неразрывно, прочно.
И сразу отпали все сомнения, все тревоги. Стало удивительно спокойно в ее душе. И она не стала закрывать свою наготу: шагнула вперед, в воду — навстречу ему.
Лейли… Она — или он плохо знал своего Сына: как смотрел он на нее, красный от смущения. Потом полночи ждал на балконе, чтобы еще раз увидеть ее.
Пора — мальчику уже восемнадцать. Будь счастлив, Сын!
Это замечательно, что с первой в жизни женщиной его свяжет любовь, на которую ответят тем же: она одарит его ею — не простой страстью. Сумеет: она знает это чувство. С давних пор. Гораздо раньше, чем узнал его он, Дан.
Его-то она и любила. Та встреча, здесь, когда она казалась безумной от счастья, — лишь это он хоть иногда вспоминал. А сейчас припомнил все: то, что передавал ему Лал, когда он, бессильный старик, доживал последние годы первой жизни, и ее слова при прощании тогда. Он не вспомнил ее, вернувшись: сразу встретил
Там, на сверхдалекой Земле-2, у него и Эи родились Дети, и Эя, Мама, стала единственной для него на всю жизнь — он узнал любовь и стал другим.
А она, здесь, ждала: он почувствовал это сразу при ее посещении — она прилетела к ним самая первая. И улетела, все поняв, но ничего значит, не позабыв: продолжает летать сюда. И сейчас она с Лалом: потому что его только может полюбить — сына Дана. Пусть будет счастлива — с Сыном!
Он долго сидел на камне у самой воды: смотрел на остров вдали, думал. Приплыл обратно плот, — на нем лежала великолепная большая щука. Значит, Сыну сегодня во всем удача! Он не стал трогать рыбу: сунул в садок, чтобы сохранить до прилета Мамы.
Долго же ее нет! Скорей бы прилетела! Что там с Евой? Ожидание было томительным. Даже ловить не хотелось.
Он невероятно обрадовался, услышав, наконец, сигнал вызова.
— Отец, я уже лечу. Включи через час пеленг — я пересяду в аэрокар.
— Что с Евой?
— Дело серьезное: она делала попытку сама родить ребенка — ее заставили под угрозой бойкота ей и Ли уничтожить плод.
— Как это произошло?
— Я записала весь наш разговор — перезаписала его тебе. Начни слушать до моего прилета. Скоро буду.
Он слушал, сжав кулаки. Прав, тысячу раз был прав Лал: ну и зверьё!
Эя, прилетев, увидела, что он продолжает слушать, — молча уселась рядом с ним.
— Похоже, Ева сейчас не совсем устойчива, — сказал он, прослушав главное.
— Пока очень. Но это Ева: должна справиться.
— Ты сильно устала сегодня?
— Невероятно. И не ела с утра: не до того было. Она — как избитая. Я Дочь с ней оставила — до понедельника.
— Что же ты молчала? Сейчас накормлю тебя.
— Наловили много?
— У меня совсем не клевало. Но Сын поймал, спиннингом. Вот, смотри! — он вытащил садок со щукой.
— О! Молодец мальчик.
— Да. — Что-то мешало ему сказать сразу все.
— Даже есть захотелось.
— Сейчас! — он сунул щуку в контейнер робота. Налил в крохотные стаканчики темную водку. — Выпей немного. На травах, по рецепту Лала.
— Опьянею я: голодная очень.
— Ну и хорошо: расслабься.
— Ладно: после того, что узнала, действительно, надо. — Она сразу поперхнулась, слезы выступили на глазах. Потом все же допила. Дан подал ей кусок уже зажаренной рыбы.
Они ели молча.
— Правда: полегче стало. Ты что сейчас будешь делать? Поедешь опять ловить?
— С тобой — да.
— Нет — я не в состоянии.
— Иди тогда, ложись сразу.
— Подожду Сына.
— Не надо. Он на большом острове.
— Где?
— Вот там. — Но ничего уже не было видно, совсем стемнело.
— Надо хоть вызвать его.
— Не надо, Мама. Нельзя мешать ему.
— ?
Он не успел ничего ответить: негромкий женский голос зазвучал над озером.