Даниил Кайгородов
Шрифт:
Осип с Ефимом, не спеша, вышли из-под козырька.
— Чо сдиелось? — отложив кирку, удивленно спросил Ефим.
— А вы разве не видите? — указательный палец штейгера уставился на потолок забоя. — Будет обвал. Крепить надо.
— Ты суди, — усмехнулся старый рудокоп, — не первый год робим, а такой оказии не слыхали.
— А сколько народа погибло под землей? — спросил Даниил.
— Случалась и такая оплошка. Да ты подумай, — заговорил Ефим. — Породу снимать, немало дней пройдет. Верх еще крепкий, — рудокоп поднял глаза на козырек. — Авось, не обвалится.
— Крепить
Осип переминался с ноги на ногу.
— Пожалуй, в лес бы съездить, — он повернулся к Ефиму. — Упаси бог, обрушится.
— Вот новое дело, — промолвил как бы про себя тот. — Робили же без крепи.
Даниил круто повернулся к Глазырину.
— Старым хозяевам колышка руды была дороже человека. Разумеешь?
— И то правда, — согласился Ефим, — ладно, привезем воза два стоек, спокойнее будет работать.
Рудокопы вместе с штейгером вышли из забоя. Их внимание привлекла большая вереница лошадей, запряженных в розвальни, на которых стояли короба.
— Должно, баты за рудой едут, — первым высказал свою догадку Даниил и, простившись с рудокопами, зашагал навстречу обозу.
Из передних саней вышел Никита Грохотов.
— За рудой приехали, — ответив на приветствия Даниила, заговорил он. — Тут за нами еще мужики едут. Не зря ли? — спросил он уже озабоченно.
— На старых пожогах придется брать, — Кайгородов с уважением посмотрел на кряжистую фигуру Грохотова, о котором он слышал от Григория Ивановича Туманова. — Давайте отдыхайте, а потом и нагружаться будете.
— Некогда отдыхать. В Катав надо скореича ехать. Да и Сатке руда нужна, — степенно заговорил Никита.
Подошли другие баты.
— Часть подвод направляй на Зяр-Кускан, остальные здесь будут брать. Как дорога? — спросил Даниил.
— Дорога што. Известно, зима, заносы да бураны. С кормом плоховато. Сено скормили. Оно порожняком-то ишшо ничево, а вот с полными возами, без корму, пожалуй, протянемся.
— Выручим, — Даниил показал на междугорье. — Видите там стоят два стожка. Один из них Автомона, второй поповский. Подъезжайте к любому.
ГЛАВА 30
Обоз двигался медленно. Порой полозья саней со скрежетом переваливались через невидимые под снегом камни, и каждый раз Никита подставлял плечо к коробу, не давая ему свалиться набок. Тяжело было на перевалах. Подъемы, от которых у лошадей «ходуном ходили» бока, крутые спуски, когда возы приходилось сдерживать руками, измотали подводчиков.
На третьи сутки, поднявшись на крутогор, Никита увидел лежавший внизу завод. Грохотов сумрачно смотрел на потухшие печи, на заснеженный заводской двор. Стая ворон с карканьем кружилась над притихшим садом, да изредка виднелись редкие фигуры прохожих.
Никита осторожно стал спускать воз в междугорье.
Вот и первые дома. Застегивая на ходу полушубки, за обозом потянулась толпа заводских. Слышались отдельные голоса:
— Ай-да баты, не подкачали.
—
Охотников разгружать короба нашлось много. Загрубелые лица батов просветлели.
— Поди, заждались?
Заводская площадь ожила.
— Эй ты, медведь, — весело крикнул Никите какой-то паренек, помогавший ему сваливать руду из короба, — не рассыпай!
— А ты зачем здесь вертишься? — спросил Никита, налегая на лопату. — Пошто под Кунгур не пошел?
— Девки не отпустили, — бойко ответил парень и, покончив с коробом Грохотова, переметнулся к другому возу.
Утром из заводских труб показались первые клубы дыма. Они повисли над узкой долиной и потянулись вслед уходящему порожняком обозу. Никита, прислонившись к передку саней, изредка понукал коня, который легко бежал по проторенной дороге на рудник.
На рудник обоз пришел на следующий день. Никита разыскал Кайгородова, который в это время налаживал обжиг.
— Ну как, доставили руду? — спросил Даниил, крепко пожимая руку Грохотова.
— Прямо в печь, — улыбаясь, ответил Никита и по-хозяйски окинул взглядом выработку. — Похоже, без нас тут не спали, — заметил он скупо.
— Надо опять отправляться в дорогу. Ждут руду в Сатке, ждут и в Златоусте.
— Вечор оттуда люди приехали к нам на помощь.
— Дремать не приходится. — Никита пытливо посмотрел на молодого штейгера. — А чево ради так бьешься?
— Будто не знаешь? — горько усмехнулся Даниил. — Давно ли гуляла казацкая плеть по твоей спине? Забыл?
— Нет, — брови Никиты сурово сдвинулись.
— Так и я не забываю, — заговорил с жаром Кайгородов. — Вот здесь, на рудниках, в проклятых ямах, прошла моя юность. — Рука Даниила простерлась по направлению северного склона Шуйды. — Видел ли я когда светлые дни? Нет, не было их. Думал, найду счастье в чужедальней стороне, в науке. Ночи недосыпал, голодом сидел — всяко было. Вот и штейгером стал, а все тем же крепостным остался. Могли продать, насмерть засечь. То же самое ждало бы моих детей. А теперь — я сам себе хозяин. Мне никто не связывает руки. Мы поднимаем рудники, а это оружие. Оно принесет нам свободу. Эх, друг ты мой Никита, — рука Кайгородова легла на плечо крестьянина. — Мы оба хлебнули немало горя, пора уже и нам жить по-человечески. Так давай же добывать свою лучшую долю, готовой нам ее никто не даст.
Грохотов в смущении слушал штейгера.
— Мы што, мы люди темные, — начал он медленно. — Знамо, когда прогоним дворян и заводчиков, облегчение крестьянину больше будет. Так народ бает. — Подняв голову, деловито спросил: — Стало быть, на Сатку подводы готовить?
— Да, — ответил Кайгородов и, простившись с Грохотовым, зашагал к шурфам.
Неожиданно Кайгородов услышал отчаянный женский крик. Круто повернувшись, он увидел, как сноха Ерофея Булатова, напрягая последние силы, тянула к себе из шурфа наполненную рудой деревянную бадейку. От натуги лицо женщины было бледно. Даниил понял опасность, которая грозила старику Булатову. В три прыжка Кайгородов оказался возле женщины и, схватив бадейку, которая зацепилась дужкой за выступ, с усилием вытащил ее наверх. Из шурфа вылез старый рудокоп.