Данные достоверны
Шрифт:
— Ты что же — полагаешь, встретят нас неприветливо?
— Ай, командир, зачем так? Думаю, поляки убедились, что если кто сейчас и спасет их от немецкой колонизации, так это только советские люди! Факт! Польская компартия не зря кровь проливала в подполье и в партизанских отрядах. Думаю, поляки сами видят, кто им настоящий товарищ, а кто только кричит о верности Речи Посполитой, но на самом деле действует на руку фашистам, подымая оружие против нас. И все же могут найтись темные головы, командир!
— Знаю,
— Понимаю. Я тоже об этом думал. Некоторое время оба молчим.
На своей земле мы были представителями законной Советской власти, представителями своей Коммунистической партии. Люди на нас и смотрели как на представителей власти и партии. И шли в партизаны, шли в разведку.
А в Польше?
В Польше дело обстояло иначе. Мы не могли требовать, чтобы каждый разделял наши политические взгляды
[215]
и безоговорочно сотрудничал с партизанами. В Польше нам предстояло опираться только на добровольное сотрудничество народа в борьбе против общего врага — немецкого фашизма.
— Трудненько нам придется, Хаджи, — прерываю я затянувшуюся паузу. — И действовать будем деликатно, только убеждением.
Зовем начальника штаба Василия Гусева и Сеню Скрипника, начинаем «военный совет».
— Обстановка в Польше неясна, — говорю товарищам. — Надо быть готовыми к тому, что встретим и друзей и врагов. Какие там действуют партизанские отряды — бог их знает. Связи с ними нет. Во всяком случае — у нас. Да и Центр пока ничего не поясняет. Случиться может всякое. Но помнить надо одно — мы идем к друзьям, к братьям по крови и по оружию.
— Верно, — соглашается Гусев. — Только брать с собой нужно надежных людей.
— Поясни.
— А что пояснять? Сейчас, когда армия наступает, в партизаны всякая публика побежала. И вчерашние полицаи тоже. Всю войну, видите ли, они морально страдали, а работали на немцев. Теперь опомнились, срочно осознают ошибки...
Вася Гусев прав.
Всякий народ пошел в партизаны. Мы не отказывали людям. Решил, хоть и с опозданием, искупить свою вину перед народом — иди, искупай!
Но брать их в Польшу... Кто поручится, что новички окажутся на высоте положения, смогут достойно представлять на польской земле наш народ?
— Надо ближе с людьми познакомиться, — говорит Хаджи.
Все соглашаются с ним. В Польшу пойдут только самые надежные, самые испытанные, самые достойные.
Из Центра приходит телеграмма, подтверждающая, что у нас отбирают бригады Бринского и Каплуна.
Людей на центральной базе недостаточно, чтобы перебазироваться под Пинск с радиотехникой и остальным имуществом. Хотя мы и собирались
Поэтому из-под Пинска вызываем отряд Сураева и
[216]
три диверсионные группы из бригады Цыганова во главе с самим Цыгановым.
Цыганов и Сураев отлично знают местность в намеченном районе временного базирования, отлично знают и маршрут следования под Пинск.
Я ввел прибывших командиров в курс дела.
Еще раз просмотрели списки личного состава.
В бригаде Цыганова и отрядах оставили только партизан с большим стажем.
Чем вызвана такая «перетряска», личный состав не знает. План перехода в Польшу известен в соединении только мне, Гусеву, Бритаеву, Скрипнику, Горе и Юре Ногину. Даже радисты, отстукивающие в Центр группы цифр, не догадываются, о чем идет речь.
Может, поэтому переформировка отрядов проходит без обид и осложнений.
Но почему молчит Центр? Почему не дает команды на переход? Октябрь уже на исходе.
* * *
Сначала мы получили из Центра радиограмму, подтверждавшую, что переход не отменен:
«К району вашего базирования, — сообщал Центр, — перемещаются штабы и тылы противника. Поэтому, не приостанавливая подготовки к переходу, организуйте подвижную, хорошо вооруженную группу под командованием опытного офицера, способную захватывать оперативные документы в штабах врага. На некоторое время группа должна будет после вашего выхода оставаться на центральной базе. Действовать группа будет по указанию Центра. Радиосвязь группы — с вами и с Центром.»
Затем пришло сообщение, что нам передается радиофицированная диверсионная группа Федора Степи и что мы должны дождаться ее прибытия на центральную базу из района Мозыря.
Ожидая людей Степи, мы сформировали подвижную группу, о которой писала Москва. Командовать ею я назначил Хаджи Бритаева. В его распоряжении оставалось пятьдесят человек, вооруженных карабинами, пятнадцатью автоматами, двумя ручными пулеметами и одним противотанковым ружьем.
Выполняя новую директиву, мы начали передавать своих разведчиков в Барановичах и Пинске соединению
[217]
Григория Матвеевича Линькова, который вновь появился в наших краях под фамилией Льдов.
Разведчиков в Барановичах принял прибывший от Линькова опытный командир Петр Герасимов, а в Пинске — сам Григорий Матвеевич.
Остальные разведчики оставлялись в подчинении Бринского.
Хоть и жаль было нам расставаться с некоторыми командирами разведгрупп, но дело требовало оставить их на центральной базе для бесперебойного руководства людьми.
Наконец все уладилось.