Дао дэ цзин. Книга пути и достоинства
Шрифт:
Лао-цзы смотрит на нравственность как на нечто возвышенное и духовное. В одном из афоризмов он ясно отмечает, что нравственность не имеет ничего общего со всем материальным (55, 25). Такой взгляд на самую сущность нравственности имел для нашего философа громадное значение при определении нравственного идеала. И вот Лао-цзы утверждает, что всевышнее существо, Дао, и должно быть идеалом нашей нравственной жизни. Это учение очень ясно и решительно высказано им в следующем изречении: «Живущий по Дао равен Дао» (23), выражение, которое невольно напоминает великое изречение Христа Спасителя: «Будьте совершенны, как Отец ваш небесный» [46] .
46
Мф., 5: 48.
Определив
Принцип нашей нравственности – также Дао, понимаемое в смысле безусловного добра. «Высоконравственный, – пишет Лао-цзы, – повинуется только одному Дао» (21). Правда, Лао-цзы весьма сочувственно относится к нравственному принципу середины (5; в этом афоризме говорится, между прочим:
«Лучше всего соблюдать средину»), но лаоцзыевская середина не есть искусственная и абстрактная середина конфуцианства, которое определяет ее: «ни к чему не склоняться – середина». Последняя мыслима, но не исполнима; лаоцзыевская же средина есть разумное воздержание от крайностей.
По учению Лао-цзы, мерилом добра и зла должно быть Дао. В нравственной деятельности согласие с Дао – добро, а противное ему – зло. Другими словами, вполне естественное – добро, а противоестественное – зло (64). Данный в Дао критерий наш философ называет голосом истины, который есть в душе каждого. Голос истины – это, по христианской терминологии, внутренний человек, который произносит свой решительный суд над каждым действием человека. Эту мысль Лао-цзы выражает в метафорическом сравнении. «Небесная сеть (то есть голос истины), – говорит он, – не плотна и будто бы пропускает все (то есть добрые и дурные мысли людей) сквозь себя, но на самом деле ничего не выйдет из нее» (23) (то есть без его приговора).
Несмотря на то что этот голос истины решителен и строг, он осуществляется с трудом и нередко заглушается голосом лжи. «Голос истины, – говорит Лао-цзы, – неизящен» (81, 78), поэтому нам он неприятен, а голос лжи соблазнителен, поэтому – приятен. Слушаться неприятного голоса и не слушаться приятного – долг человека, ибо «творить приятное, – говорится в «Дао дэ цзин», – называется нечистотою» (55). Поэтому Лао-цзы учит, чтобы все люди были внимательны к суровому голосу истины.
Мнение Лао-цзы о тех условиях, при каких возможно достигнуть высокой нравственности, довольно оригинально. Главным препятствием нравственному совершенствованию он считает учение и умствование, которые приводят людей только в заблуждение и заглушают врожденное человеческой душе Дао. Поэтому Лао-цзы является ярым противником всякого рода умствования. «Когда будет уничтожено учение, – пишет он, – то печали не будет» (10, 20). «Когда великое Дао (то есть праздное умствование или учение), – иронически говорит он, – будет покинуто, то явится человечность» (18). «Когда будут оставлены святость и мудрость, – говорится в одном из изречений Лао-цзы, – то нравственная польза народа увеличится во сто раз» (19; Лао-цзы подразумевает в двух вышеприведенных изречениях под «великим Дао» и «святостью и мудростью» так называемое «Учение блаженнейших царей»).
Учение и умствование, по мнению нашего философа, – напрасная трата сил и времени; поэтому он советует, чтобы все бросили учение и умствование и прямо творили дела по Дао. Это, по мнению Лао-цзы, и есть истинная проповедь о Дао: «Учение без слов (дела) и бездеятельность (деятельность без умствования) полезнее всего существующего между небом и землею» (43).
Наш
1. Лао-цзы думает, что страсти – источник всякого зла в индивидуальной нравственности; «нет греха тяжелее страстей», говорит он (46); поэтому он относится к ним очень строго. Прежде всего, страсти, по мнению Лао-цзы, затемняют очи разума. «Свободный от страстей, – говорит он, – видит величественное проявление Дао, а находящийся под влиянием какой-нибудь страсти видит только незначительное проявление (его)» (1): находящийся под влиянием страсти не может достигнуть даже самой очевидной истины. Точно так же и в нравственном отношении: находящийся под влиянием страсти не может творить истинно нравственных дел. Поэтому он учит избегать всякой крайности, которая и есть страсть. «Мудрец, – пишет Лао-цзы, – избегает всякой крайности» (29). Итак, мы должны уничтожить страсти, чтобы достигнуть нравственного совершенства, и когда в мире не будет страстей, то будет повсеместное спокойствие и на всей земле будет правда (37).
Но наша нравственная природа слишком испорчена и слаба для того, чтобы сразу достигнуть высокой степени нравственной жизни, побеждая всякого рода страсти. Поэтому мы должны побеждать их постепенно и достигать нравственного совершенства начиная с низкой ступени и потом идти выше и выше. Это учение он разъясняет следующими сравнениями. «Девятиэтажная башня, – пишет он, – создается из клочков земли; чтобы пройти тысячу верст, нужно начать с одного шага» (64); «не трудно, – говорит он в том же афоризме, – держать легкое».
Эта идея Лао-цзы в наше время нашла провозвестника в лице Л.Н. Толстого, который также советует начинать дело нравственного усовершенствования с низшей ступени [47] . «Есть лестница добродетели, – пишет Л.Н. Толстой, – и надо начинать с первой ступени». Этою первою ступенью нравственной жизни как Лао-цзы, так и Л.Н. Толстой считают воздержание.
«Воздержание, – учит Лао-цзы, – первая ступень нравственности» (добродетели) (59). «Помимо воздержания, – пишет Толстой, – немыслима никакая добрая жизнь».
47
Первая ступень // Вопросы философии и психологии. Кн. 13. С. 129.
2. Лао-цзы считает высоким нравственным достоинством человека простоту сердца. Простота сердца потому есть высшая добродетель, что очень близко стоит к Дао, к естественности. Без простоты сердца, по учению Лао-цзы, никто не может достигнуть нравственного совершенства. Человек высокой нравственности, учит наш философ, «возвратится к совершенной простоте» (28). Эта простота сердца, впрочем, не есть грубое невежество, а, напротив, блаженная и невинная простота. «Кто вполне духовен (то есть нравствен), – учит Лао-цзы, – тот бывает смирен, как младенец» (10). «Достигший высокой нравственности, – говорит он в другом афоризме, – похож на младенца» (55). Такой человек не только похож на младенца, но «возвратится в состояние младенца» (28).
3. Лао-цзы провозглашает великое нравственное значение смирения, которое находится в органической связи с простотою сердца, составляя ее естественное последствие.
Сущность этого учения очень ясно выражена в одном из афоризмов Лао-цзы: «Мир смирен, все люди ездят и бегают над его твердыней» (43). Другими словами, мир охотно стоит ниже всех существ, но никогда не жалуется на это. Такому смирению мира мы должны подражать, потому что «кто желает быть великим, тот должен быть ниже всех» (61).