Дао дэ цзин. Книга пути и достоинства
Шрифт:
Ту же мысль он повторяет метафорически: «Причина того, что реки и моря суть цари многочисленных долин, заключается в том, что первые находятся ниже последних» (66). Лао-цзы указывает на Дао как на пример смирения. Дао, по учению его, совершает великие дела, но оно не выставляет себя (51). «Не хвалиться тем, что сделано, – говорит он, – не начальствовать над другими, превосходя их, – небесная добродетель» (10, 2). Как пример или образец смирения Лао-цзы выставляет воду. «Вода, – пишет он, – давая всем существам обильную пользу, не сопротивляется ничему» (8).
Наихудшим пороком Лао-цзы считает гордость, противоположную по своему существу смирению.
Свое
4. Рассуждение Лао-цзы о почести и славе находится в тесной связи с учением его о простоте сердца и смирении. Знатность, известность и величие этого мира, по мнению Лао-цзы, не суть истинные почесть и слава, ибо они противоречат смирению Дао. Почесть и слава этого мира слишком непостоянны и неопределенны; в них нет ничего существенного, поэтому они противоестественны, а следовательно, греховны. Этот взгляд и служил исходною точкой мнения Лао-цзы, что незнатность и неизвестность есть истинная почесть и слава человека.
С другой стороны, позор и оскорбление в этом мире не есть действительный позор и оскорбление. Поэтому Лао-цзы относится к ним как к чему-то крайне призрачному: «Почесть и позор одинаково странны для мудреца» (13).
5. Лао-цзы не только проповедник простоты и смирения, но и провозвестник самоотверженного человеколюбия. Основанием этого учения служит Дао, которое не заботится о самом себе, а только о других. «Дао сотворило все существа, а добродетель кормит их; они дают им вещественную форму, а могущество совершенствует вещи» (51).
Эта любовь Дао ко всем существам (34) должна быть образцом нашего человеколюбия, которое Лао-цзы называет человеколюбием Дао.
Истинное человеколюбие должно быть самоотверженной любовью. «Святой заботится о себе после других» (7). Такое человеколюбие должно быть, по своему существу, всеобъемлющим и не должно знать границ. Эта идея выражена в следующем сравнении.
«Небесное Дао, – пишет он, – не имеет родственников (которым оно могло бы оказывать преимущество перед другими): оно всегда склоняется к добрым людям» (79). Значит, Дао чуждо несправедливости: оно ко всем относится одинаково.
Самое высокое человеколюбие – это любовь к врагам. Истинно любящий не должен исключать из своей любви даже ненавидящих его самого. «За ненависть, – учит Лао-цзы, – платите добром» (63) – учение, очень напоминающее христианскую заповедь о любви к врагам.
Конечно, лаоцзыевская формула учения и любви к врагам менее жизненна и содержательна, чем заповедь Христа, но тем не менее нельзя не подивиться тому, что эта великая гуманная истина в VI в. до н. э. была проповедана китайцам через их национального философа.
Лао-цзы думал, что общество с его вождем – царем – может в значительной мере способствовать осуществлению учения об индивидуальной морали. Поэтому Лао-цзы серьезно занимается решением вопроса об общественном строе.
По мнению
Признание законности государственного строя привело Лао-цзы к признанию монархизма. Монархия, по мнению Лао-цзы, более других форм правления способна привести людей к единству, которое и есть мировой закон (27). Другими словами: как единое Дао приводит в порядок все существа, так и на земле единое управление должно приводить всех людей в единство. Царь, по мнению Лао-цзы, стоит на недосягаемой для нас высоте. «Четыре величия в мире, – пишет он, – Дао, небо, земля и царь» (25).
Это мнение Лао-цзы основано на том, что царь, стоя во главе народа и будучи повелителем его, мог бы нравственно повлиять на своих подданных; слова и дела его могли бы быть примером и образцом для всех (26). Поэтому он предлагает царю быть особенно внимательным к себе и преподает целую систему о морали царя.
Прежде всего, Лао-цзы выставляет Дао как идеал царя. Он советует царю во всех отношениях подражать Дао.
Он учит, чтобы царь соблюдал бездеятельность. Это видно из следующего изречения его: «Дао ничего не делает, поэтому оно делает все» (37). Нужно заметить, что ничего не делать или быть бездеятельным, по Лао-цзы, не значит находиться без движения, а напротив – действовать, но без праздного умствования. «Управляющий страной посредством умствования, – учит Лао-цзы, – погубит ее. Когда страна управляется без умствования, то в ней будет благоденствие» (65). Очевидно, что Лао-цзы смотрел на учение и умствование как на социальное зло. Умствования, по мнению Лао-цзы, омрачают очи разума и приводят людей в заблуждение, могущее нравственно погубить их.
Отрицательное отношение Лао-цзы ко всякого рода умствованию привело его к крайности – к полному отрицанию всякой образованности. Он думал, что образованность и просвещение нарушают счастье человека. Поэтому он советует царям держать народ в разумном невежестве (3) и естественной простоте, в которой и заключается блаженство людей.
Будучи проповедником простоты и естественности, Лао-цзы не мог сочувственно относиться к сложным законам и мелочным постановлениям: он считает их началом социального зла. «Когда в государстве много законов и постановлений, – учит он, – то число воров (то есть вообще преступников) увеличивается».
Продолжая дальше развивать свою идею о простоте и естественности, Лао-цзы доходит до отрицания богатства. Драгоценные вещи обольщают сердце человека и приводят его к желанию завладеть ими; это, в свою очередь, ведет человека к преступлению. Эта мысль очень ясно выражена в следующих афоризмах: «Чтобы люди не сделались ворами, нужно не придавать никакого значения трудно добываемым (то есть ценным) вещам» (3); «Когда будут оставлены выгоды, то воров не будет» (57).
В социальной этике более всего занимает нашего философа вопрос о войне. Этому много способствовали исторические обстоятельства, современные ему. Война, по его взгляду, незаконна, и убивать людей – непростительное преступление; война есть жестокое нарушение естественного течения природы, созданной Дао, и противна существу Дао, то есть абсолютному добру. И вот Лао-цзы пишет: «Если бы (война) была добро, то нужно было бы радоваться ей, но радуется ей лишь любящий убивать людей» (31). Следовательно, она противоестественна и преступна. Война – это величайшая несправедливость и беда. Вот почему наш философ учит: «Когда война окончится победой, то следует объявить всеобщий траур».