Дар Демона
Шрифт:
Мэль, не смущенный отповедью, неторопливо поднялся на ноги, попробовал отряхнуть то, что из сухой пыли сделалось липкой грязью, не преуспел, вздохнул, и лишь потом соизволил поправить даму:
– Я человек лишь наполовину, любезная тэрисса, да и та половина варварская. Мне можно.
Женщина скептически хмыкнула, не посчитав его слова достойной отговоркой, но дальше спорить не пожелала. Отвесила легкий подзатыльник ближайшему к ней вихрастому оборотненку, уже принявшему человеческий облик, и продолжила путь, неся пустое ведро с таким достоинством, словно то были императорские регалии.
Мэль проводил ее
– Хватит уже в комнате киснуть, твое магичество! Выходи, хоть на мечах разомнемся!
Шел второй день их пребывания в столице, и пока он казался намного приятнее первого.
Поединок окончился вничью, и Арон отступил назад, не торопясь убирать меч в ножны. Хотя "разминались" они на боевых лезвиях, ни одному не удалось даже оцарапать другого. Мэль тоже продолжал поигрывать клинком, задумчиво разглядывая друга:
– Твоя техника сильно улучшилась. С чего бы?
Тонгил пожал плечами:
– Твои варианты?
– Кровь гидры?
– предположил полуэльф.
– Возможно, она не только дала тебе магическую подпитку, но и вернула прежнюю ловкость? Лет десять назад мы действительно были на равных.
"А потом ты принялся активно магичить и забросил тренировки", - осталось невысказанным, но Арон услышал. И поймал себя на том, что стал на уровне мысли понимать этого полукровку - единственного друга прежнего Тонгила - воспринимать его как неотъемлемую часть собственной жизни.
Хотя небесное светило еще не дошло до зенита, столичная летняя жара даже по утрам заставляла людей - и не только людей - искать убежище от палящих лучей. Но Арон не испытывал желания присоединиться к прочим, радующимся жизни в тени просторных крытых двориков. Намного больше ему хотелось стоять на самом солнцепеке, скажем, делая вид, будто рассматривает собственный особняк.
Когда-то эта небольшая крепость на западном краю столицы принадлежала богатому и влиятельному князю, пока тот однажды не совершил последнюю в жизни ошибку - не выступил открыто против Темного мага Тонгила, еще не ставшего в то время Великим. Выступил - и заболел редкой неизлечимой и заразной болезнью, которая свела в могилу не только его самого, но и половину его рода. Вторая половина успела проявить благоразумие и замирилась с Тонгилом, вследствие чего болезнь обошла их стороной, а данный особняк поменял хозяев.
Так что именно сюда они направились из императорского дворца, а по пути Мэль рассказал "потерявшему память" магу, как у того появились владения в Эверграде.
– Не расплавишься?
– поинтересовался между тем полуэльф.
– Нет, - кратко ответил Арон, продолжая наслаждаться ласкающим теплом солнца. Казалось, сколько бы он ни стоял так, никогда не будет слишком долго.
– Ну и замечательно, - согласился полукровка.
– Хотя кровь солнечной гидры - вещь хитрая... А как насчет магии? Сила вернулась?
– С пару эльфьих слез наберется, - нехотя проговорил северянин.
При всей его прежней нелюбви к магам вообще и особой ненависти к Темным, - переносить отсутствие магической силы оказалось болезненно. Пока они находились во дворце императора, пока первой заботой оставалось выжить, Арон мог не обращать внимания на гнетущее ощущение внутренней пустоты. Но здесь, в относительной безопасности, человеку пришлось взглянуть в глаза правде -
– Что-то ты расстроился, твое магичество, - Мэль легко хлопнул его по плечу.
– Можно подумать, в первый раз Силу теряешь. Сам знаешь, еще несколько дней - и все вернется.
– Знаю, - согласился Арон, не торопясь объяснять полукровке настоящую причину задумчивости.
– Знаю, но не помню. А это совсем иначе.
Мэль помолчал.
– Ребята скоро вернутся, - сказал после паузы.
– Хочешь поговорить с ними?
– Нет, - Арон в последний раз окинул взглядом бывший дворец рода Таш-Авит.
– Нет, но я собираюсь послушать ваш разговор.
Ребята Мэля, конечно же, оказались оборотнями, и, конечно же, в глазах каждого горел лунный огонь.
"Янтарноглазые", - вспомнилось Арону, - "иррау", так называли этих полулюдей на севере. В далеком детстве матушка рассказывала ему сказку, которая была на самом деле сердцем легенды, переделкой истинной истории. Однажды, говорилось там, в страшную ночь Передела к одному племени пришел юный бог, не назвавший имени, и предложил сделать так, чтобы не умирали от голода дети, не уходили добровольно в зимнюю стужу еще живые старики. Предложил им стать лучшими среди всех охотников, обрести нюх, ловкость и быстроту зверя. А когда люди спросили, в обмен на что он даст им это, бог лишь засмеялся и сказал: плата ничтожна, отдав ее, они даже не поймут этого. И они действительно не поняли. Ни они, ни их дети, ни дети их детей...
Так рассказывала его мать, дочь жрицы и внучка жрицы. А когда сын спрашивал, что именно они, эти люди, принявшие дар бога, потеряли, смеялась и говорила: "Спроси у них, если встретишь, от чего отказываются, становясь полулюдьми, поскольку я этого не знаю".
Жаль только, она никогда не упоминала, кем становятся те, кто принимает дар Темной магии.
Арон слушал молча, не вмешиваясь в разговор полукровки и оборотней, лишь иногда скользил взглядом по незнакомым лицам. Слушал про жизнь столицы, про ту ее часть, которая известна тайным службам императора, и про ту, о которой они не должны подозревать. Про нелюдей, скрывающихся под человеческими масками, про полулюдей и про обычных смертных. Про надменных эльфов, про Народ Песков, впервые со времен Первого Императора приславших посольство в Эверград. Просто слушал, слишком опустошенный, чтобы испытывать какие-то эмоции.
Наступила ночь.
Крупица за крупицей возвращалась магия. Крупица за крупицей - вспышки огня, власть над водой, землей, воздухом. И тьма. Нет, не так: Тьма. Обладание ею было самим сладким, самым желанным; и Тонгил метался на широком ложе, пойманный между сном и явью, не в силах вырваться и уже не желая этого. Сперва - лишь способ выжить, нежеланный дар, теперь...
Потом сон победил, принеся на крыльях обрывок не то сказки, не то воспоминания:
Глаза чужака залиты чернотой, словно дегтем, по самые ресницы. Ни радужной оболочки, ни зрачка, - там, откуда он явился, в них нет нужды.