Дар Демона

Веденеева Валерия

Маг пожал плечами.

– Твои варианты?

– Кровь гидры?
– предположил полуэльф.
– Возможно, она не только дала тебе магическую подпитку, но и вернула прежнюю ловкость? Лет десять назад мы действительно были на равных.

"А потом ты принялся активно магичить и забросил тренировки", - осталось невысказанным, но Арон услышал. И поймал себя на том, что стал на уровне мысли понимать этого полукровку - единственного друга прежнего Тонгила - воспринимать его как неотъемлемую часть собственной жизни.

Хотя небесное светило еще не дошло до зенита, столичная летняя жара даже по утрам заставляла

людей - и не только людей - искать убежище от палящих лучей. Но Арон не испытывал желания присоединиться к прочим, радующимся жизни в тени просторных крытых двориков. Намного больше ему хотелось стоять на самом солнцепеке, скажем, делая вид, будто рассматривает собственный особняк.

Когда-то эта небольшая крепость на западном краю столицы принадлежала богатому и влиятельному князю, пока тот однажды не совершил последнюю в жизни ошибку – не выступил открыто против Темного мага Тонгила, еще не ставшего в то время Великим. Выступил – и заболел редкой неизлечимой и заразной болезнью, которая свела в могилу не только его самого, но и половину его рода. Вторая половина успела проявить благоразумие и замирилась с Тонгилом, вследствие чего болезнь обошла их стороной, а данный особняк поменял хозяев.

Так что именно сюда они направились из императорского дворца, а по пути Мэль рассказал "потерявшему память" магу, как у того появились владения в Эверграде.

– Не расплавишься?
– поинтересовался между тем полуэльф.

– Нет, - кратко ответил Арон, продолжая наслаждаться ласкающим теплом солнца. Казалось, сколько бы он ни стоял так, никогда не будет слишком долго.

– Ну и замечательно, - согласился полукровка.
– Хотя кровь солнечной гидры - вещь хитрая... А как насчет магии? Сила вернулась?

– С пару эльфьих слез наберется, - нехотя проговорил северянин.

При всей его прежней ненависти к Темным переносить отсутствие Силы оказалось болезненно. Пока они находились во дворце императора, пока первой заботой оставалось выжить, Арон мог не обращать внимания на гнетущее ощущение внутренней пустоты. Но здесь, в относительной безопасности, человеку пришлось взглянуть в глаза правде - он изменился. Он хотел обладать магией, хотел чувствовать, всегда чувствовать это кипение огня, эти потоки стихийных энергий в собственной душе. Пока его воля оставалась сильнее этого желания, но как долго продлиться это "пока"? И, если однажды понадобится, сумеет ли Арон добровольно отказаться от дара, который не просил, от дара демона, от власти над Темной магией?

– Что-то ты расстроился, твое магичество, - Мэль легко хлопнул его по плечу.
– Можно подумать, в первый раз Силу теряешь. Сам знаешь, еще несколько дней - и все вернется.

– Знаю, - согласился Арон, не торопясь объяснять полукровке настоящую причину задумчивости.
– Знаю, но не помню. А это совсем иначе.

Мэль помолчал.

– Ребята скоро вернутся, - сказал после паузы.
– Хочешь поговорить с ними?

– Нет, - Арон в последний раз окинул взглядом дворец, который его предшественник отнял у рода Таш-Авит.
– Нет, но я собираюсь послушать ваш разговор.

Ребята Мэля, конечно же, оказались оборотнями, и, конечно же, в глазах каждого горел лунный огонь.

"Янтарноглазые", - вспомнилось Арону, - "иррау", так называли этих полулюдей на севере. В далеком детстве матушка рассказывала ему сказку,

которая была на самом деле эхом истинной истории. Однажды, говорилось там, в страшную ночь Передела к одному племени пришел юный бог, не назвавший имени, и предложил сделать так, чтобы не умирали от голода дети, не уходили добровольно в зимнюю стужу еще живые старики. Предложил им стать лучшими среди всех охотников, обрести нюх, ловкость и быстроту зверя. А когда люди спросили, в обмен на что он даст им это, бог лишь засмеялся и сказал: плата ничтожна, отдав ее, они даже не поймут этого. И они действительно не поняли. Ни они, ни их дети, ни дети их детей...

Так рассказывала его мать, дочь жрицы и внучка жрицы. А когда сын спрашивал, что именно они, эти люди, принявшие дар бога, потеряли, смеялась и говорила: "Спроси у них, если встретишь, от чего отказываются, становясь полулюдьми, поскольку я этого не знаю".

Жаль только, она никогда не упоминала, кем становятся те, кто принимает дар Темной магии.

Арон слушал молча, не вмешиваясь в разговор полукровки и оборотней, лишь иногда скользил взглядом по незнакомым лицам. Слушал про жизнь столицы, про ту ее часть, которая известна тайным службам императора, и про ту, о которой они не должны подозревать. Про нелюдей, скрывающихся под человеческими масками, про полулюдей и про обычных смертных. Про надменных эльфов, про Народ Песков, впервые со времен Первого Императора приславших посольство в Эверград. Просто слушал, слишком опустошенный, чтобы испытывать какие-то эмоции.

Наступила ночь.

Крупица за крупицей возвращалась магия. Крупица за крупицей - вспышки огня, власть над водой, землей, воздухом. И тьма. Нет, не так: Тьма. Обладание ею было самим сладким, самым желанным; и Арон метался на широком ложе, пойманный между сном и явью, не в силах вырваться и уже не желая этого. Сперва - лишь способ выжить, нежеланный дар, теперь...

Потом сон победил, принеся на крыльях обрывок не то сказки, не то воспоминания:

Глаза чужака залиты чернотой, словно дегтем, по самые ресницы. Ни радужной оболочки, ни зрачка, - там, откуда он явился, в них нет нужды.

– Радуйся, маг, - голос чужака гулко катится по пустынному прибрежному гроту, по затерянному храму сгинувшего морского божества, храму, с некоторых пор принадлежащему божеству новому.
– Радуйся!

Маг молча кивает, принимая древнее приветствие, теперь сохранившееся лишь в самых затерянных уголках мира, но не отвечая тем же. Радость - он не желает никому делить с ним это чувство. Не желает, а потому молчит: ведь здесь все слова имеют силу, имеют власть над реальностью.

Черноглазый кланяется в пустоту грота и делает шаг в сторону, растворившись в тенях. Маг скользит взглядом по остаткам таящего эррэ вестника - не рожденного, а созданного, по игрушке бога - и отворачивается. Однажды он тоже сможет создавать собственные игрушки - так же походя ломать их и воссоздавать вновь. Из пепла, из воды, из тьмы.

Однажды.

А пока он должен предстать перед богом, которому обещал служение, посмотреть в его вечно изменчивый лик, взять глоток его мудрости и горсть его страха.