Дар императрицы
Шрифт:
Такого удивительного, сказочного строения, как Зимний дворец, Сентиер больше нигде не видел, наверное, и не увидит. Еще когда проезжаешь под аркой на дворцовую площадь, душу охватывает какое-то непонятное чувство – то ли мощи, то ли красоты, а может, и то и другое разом. И оно долго не покидает тебя даже после того, как вновь окажешься за пределами дворца.
Когда кавалькада остановилась на площади, Екатерина подозвала «Циклопа» – так теперь звали Потемкина все – и велела отобрать для внутренней охраны десять самых сильных рейтаров. Особо напомнила, что среди них должен быть и Медведев.
Оказывается, дворец только снаружи казался тихим. На самом деле там жизнь кипела вовсю. Между тем воздвигнутый при Елизавете
Главная забота Сентиера – безопасность императрицы. Потому он во дворце не мог рассматривать все подряд. Но по ходу заметил, что здесь весьма высокие окна, потому в аудиенц-зале было очень светло. Этот свет усиливался отражением от натертого до блеска дорогого паркета, так что прямо-таки слепил глаза. Бывает же такое: в помещении светло так же, как и на улице, а может, и ярче.
После поездки в Зимний дворец Сентиера в карауле начали ставить на внутренние посты. Это случилось в самое подходящее время. Наступила осень, а в Петербурге она не такая, как в чувашском крае. Вроде бы и не холодно, но промозгло, часто моросит дождь, постоянно дует пронизывающий ветер. Он нагоняет со стороны Невы влажного воздуха, который, попадая за шиворот, холодной змейкой обволакивает все тело. В такую погоду, постояв на посту у ворот с часок, начинаешь дрожать так, будто на улице рождественские морозы. Теперь же Сентиер в карауле внутри здания, в тепле. Тут он познакомился с истопником Лобановым, который приступает к работе в полночь. Человек он высокий, худощавый, но жилистый и, по всему, весьма сильный. Своими длинными ручищами он прихватывает такую охапку, что обычным людям втроем не унести. Когда поленница уложит в топки печей, Лобанов начинает разжигать их одну за другой. И вскоре во всех коридорах стоит глухая воркотня, доносящаяся из утроб голландок. Как раз к утру весь дворец наполняется приятным теплом. Сентиер и в этом простом, казалось бы, деле познал нечто новое для себя. Оказывается, каждая печь обогревает сразу несколько комнат. Как объяснил Лобанов, от топок туда тянутся воздухопроводы, которые и нагревают кирпичные стены, следовательно, и помещения. Когда все печки затоплены, Лобанов устраивается у зева одной из них, что ближе к входным дверям, и начинает караульному рассказывать всякие новости. Сентиеру на посту разговаривать не положено, но слушать-то можно. Так что он, хоть и плохо знает город, а с помощью Лобановского всегда в курсе событий, происходящих в нем.
Еще Сентиер понял, что в стенах этого огромного дворца жизнь кипит и по ночам. Правда, гости императрицы редко бывают в хозяйственном блоке, который он охраняет, но все же случается, что по какой-то нужде заглядывают и сюда. В один из таких моментов Сентиер увидел и того самого генерал-фельдцехмейстера, то есть графа Орлова, который близ Алатыря приказал было казнить двоих чувашских мужиков. Сразу бросилось в глаза, что граф вел себя здесь как главный хозяин, что удивило. По мнению Сентиера, в доме, где находится государыня-императрица,
Лобанов обычно говорит о чем угодно, только не о том, что происходит во дворце. Но однажды он пришел на работу с полуштофом шнапса, купленным по пути в немецкой лавке, и, отмечая одному ему известный праздник, изрядно набрался. И тогда с большой даже охотой объяснил, почему происходят подобные казусы.
– Рейтар, ты знаешь, ноне главный хозяин Руси – Их сиятельство Григорий Григорьевич, – стараясь говорить тише, сказал истопник, наложив на губы заскорузлый указательный палец.
– Как так? – удивился Сентиер.
– А вот так, – мотнул головой Лобанов и многозначительно улыбнулся. – Наша матушка – она, конечно, дама умная. И характером крепка. Только у нее, как у многих баб, есть один простой недостаток.
– Интересно, что же это? – еще ничего не понял Сентиер.
Лобанов тихо похихикал, из-за пазухи достал бутылку с остатками шнапса, сделал очередной большой глоток и, приблизив пахнущий перегаром рот к уху рейтара, объяснил:
– Она слишком часто опрокидывается на спину.
– Хворая, что ли? – пуще удивился Сентиер.
Тут Лобанов не выдержал, захохотал во все горло. Тут же, опомнившись, прикрыл рот широкой ладонью и тихо прошептал:
– Понимаешь, рейтар, матушка наша – как та кобыла, которая любит жеребцов. Причем жеребцы должны быть самые, самые… Понимаешь? Про того же Григория Григорьевича говорят, что он не уступит иному жеребцу. Вот, друг мой, потому наша матушка вся в его власти.
От услышанного Сентиер долго не смог прийти в себя, ходил, словно ошарашенный чем-то по голове. А сумевший удивить друга Лобанов распалялся все больше:
– Хочешь знать, по мужской части даже граф, похоже, ее удовлетворяет не ахти как. Потому наша матушка иногда с охотой оказывается и под другими петухами. Дворянин ли он или простолюдин – не брезгует никем. Я знаю, что говорю. Я и сам пару раз побывал в ее будуаре…
_ Не может быть! – изумился Сентиер. – Прости, но кто ты и кто она…
До Лобанова, похоже, дошло, что он наговорил лишку.
– Ну, ладно, мне надо работать, – сказал он, поднимаясь не без труда. – Да и тебе нечего стоять на одном месте. На посту как-никак.
Утром, слегка протрезвев, истопник сам подошел к Сентиеру и начал умолять:
– Рейтар, будь человеком, забудь, что я тут вчера спьяну наболтал, Христом Богом прошу. Ежели хоть одно слово из сказанной мною глупости дойдет до господских ушей, не сносить мне головы. Да и не было ничего такого, и не могло быть. Разве ж можно… Ах, этот шнапс! Язык развяжет да башку под плаху положит.
Сентиер еле успокоил Лобанова, дав слово, что будет молчать, как могила. Да он и без этого не стал бы пересказывать услышанное от пьяного истопника кому бы то ни было. Не базарная же баба… Только сам после этого, когда была возможность, стал пристальнее присматриваться к императрице. Не как солдат к высокому начальству, а как мужчина к женщине.
Сентиер давно заметил, что русские бабы сильно отличаются от чувашских. Не только заметил, однажды даже попробовал одну из них на вкус. Когда попал в лейб-гвардии полк, с ним по какой-то причине подружился сержант Алексей Трегубов. Сам он из дворян, однако держал себя с Сентиером как ровня. Когда случались свободные от службы дни, он частенько брал его с собой в город и знакомил с такими его уголками, о которых Сентиер даже не подозревал. Однажды Трегубов нанял лодочника и повез его на какой-то остров.