Дар императрицы
Шрифт:
Екатерина хотела еще что-то сказать, но почувствовала, что голова начала мерзнуть, да и все ее тело уже начало дрожать от холода, и прекратила речь. Оркестр грянул походный марш. Екатерина не стала дожидаться, пока пройдут полки, поспешила во дворец, в тепло лобановских печей. Там она подошла к окну, прислонилась широким лбом к стеклу и так простояла, пока последняя шеренга замыкающего полка не покинула дворцовую площадь. В какой-то момент она почувствовала, что сзади к ней кто-то подошел, снял с ее плеч шубу. Оказывается, это Потемкин.
– Матушка, по твоему изволению наступил черед и моей отправки на войну, – сказал он.
– Это правда, – вздохнула Екатерина. – Но… ты отправишься в путь завтра. А сегодня… я попрощаюсь с
Прощались они всю ночь. Утром, когда оба, изможденные и опустошенные, откинулись друг от друга и лежали на спине, через какое-то время Потемкин тихо, но жестко попросил:
– Матушка, у тебя на страже всегда стоит азиат-фельдфебель. Я хочу забрать его с собой. Иначе я не буду чувствовать себя спокойно.
Екатерина его беспокойство поняла правильно. То, что фельдфебеля Медведева не будет рядом, для нее, конечно, значительная потеря. Но он, азиат или не азиат, нужен лишь для одного дела. Потемкин же, – это Екатерина уже поняла, – человек, способный работать на государственном уровне. Императрице такие люди сейчас ой как нужны.
– Что ж, забирай своего азиата, – спокойно согласилась Екатерина. – Пусть он оградит тебя от опасностей. Мне кажется, фельдфебель – человек не только сильный, а и храбрый. Но…
– Что, Ваше величество?
– Ты его всегда держи при себе. Договорились?
Потемкин внимательно взглянул Екатерине в лицо. Искрящиеся голубые глаза женщины, казалось, не выражали ничего. Вот ведь шельма! Умеет скрывать свои чувства… Тут Екатерина тоже взглянула молодому человеку в глаза и слегка улыбнулась:
– Гришенька, ты ничего такого не думай. Я беспокоюсь лишь за тебя. Война она есть война, на ней может случиться всякое. А этот медведь – человек богатырской силы и не боится ничего. В нужный момент он постарается надежно защитить тебя.
Да, действительно, царица – настоящая шельма. Видно, считает Потемкина этаким зеленым мальцом, который еще ничего не смыслит в отношениях между мужчинами и женщинами. Ну, уж нет. Сумевший выбраться из нищеты и подняться до такого положения Потемкин давно не мальчик.
– Хорошо, матушка, я его от себя не отлучу ни на минуту, – пообещал Потемкин, прижимая Екатерину к себе.
Так решилась дальнейшая судьба фельдфебеля Медведева.
…Потемкин обещать-то Екатерине обещал, что не станет инородца фельдфебеля отлучать от себя, только про себя решил, что в первый же удобный момент сплавит его в самое горячее пекло. Сам пока не вкусивший ратную жизнь, он все одно полагал, что таких ситуаций на войне должно быть предостаточно. И пусть фельдфебель героически сложит голову в бою за Отечество. Как бы ни было, это благороднее, чем коварно уничтожить его из-за ревности. Так или этак, а Потемкину надо было этого человечка не просто убрать подальше от императрицы, а добиться, чтобы она вообще забыла о его существовании.
Пока же фельдфебель, похоже, ему действительно полезен. Оказалось, юг России буквально кишит разбойными людьми. Чем южнее, тем они наглее, потому как в тех краях с приближением к государственным границам сила власти ослабевает все заметнее. Потемкин это понял, еще оказавшись южнее Орла.
Приглядывался ко всему и Сентиер. Он заметил, что народ в здешних краях жил иначе, нежели в центральной России, в основном хуторами. Причем хутора располагались в значительной отдаленности друг от друга. Крупные деревни и села встречались совсем редко. Люди, казалось, жили крестьянским трудом, но вели себя не как вековые землепашцы. Многие занимались совершенно иными промыслами. Камергер Потемкин объяснил ему это тем, что многие здешние жители совсем не коренные, а потомки подавленных царем Петром Первым стрельцов-бунтовщиков. Здешний чернозем их, конечно, кормит хорошо, к тому же у людей даже нет границ своих владений, земли можно брать столько, сколько семья в силах ее обрабатывать. Только, видно, этого потомкам стрельцов явно не хватает…
В тот день погода резко поменялась. С утра с северо-запада подул сильный ветер, который уже к полудню превратился в настоящую бурю. Одновременно повалил густой снег. В этих местах погода значительно теплее, чем в чувашских или даже в московских краях. Видно, потому снег бил в лицо ошметками так, что невозможно открывать глаза. Короче, за какой-то час кругом закружило-завьюжило, и вскоре стало не видно ни зги. Да еще дороги совсем занесло липким снегом, и лошади встали, а ямщик уже не ведал, куда же их направить. Хорошо Потемкин с Медведевым находились в кибитке, но и в ней в такую бурю долго не усидишь… И тут в какой-то момент откуда-то спереди-справа послышался лай собаки. Потемкин встрепенулся и приказал ямщику направить лошадей туда. Понукая и погоняя кнутом, тот все же заставил их тронуться и через какое-то время, обогнув небольшую рощу, они уткнулись в чье-то хозяйство. Время клонилось к вечеру, и о том, заночевать здесь или ехать дальше, даже помыслить не приходилось.
Хозяин хутора, видимо, услышал звон поддужного колокольчика и встретил нежданных гостей у ворот. Потемкин быстро договорился с ним насчет ночлежки. Похоже, путники здесь не редкость, потому хозяин быстро вник в ситуацию. Как только вошли в избу, Потемкин первым делом вынул из кармана камзола мешочек с деньгами и выложил его на стол.
– Сколько возьмешь за наш ночлег, ужин и завтрак на троих? – спросил он у заросшего рыжей бородой хозяина.
Тот маленькими, как чечевица, глазками внимательно оглядел гостей, несколько задержал взгляд на соболиной шубе Потемкина, махнул рукой.
– Что об этом сейчас говорить. Сочтемся. Вы пока поешьте с дороги-то. Наверняка проголодались, да и замерзли, чай, в такую-то погоду, будь она неладна. Жена моя как раз сварганила сегодня отменный борщ. Да еще с утра испекла кулебяки. А сало у нас есть завсегда. Самовар вот поставлю… Не барская еда, конечно, но что есть – все будет на столе, – гостеприимно, но как-то слишком суетливо предложил он.
Вскоре хозяйка накрыла стол. Получился он, по меркам Сентиера, весьма богатым. Не обидели и ямщика, в задней половине его тоже накормили и борщом, и салом. Видя гостеприимство хозяев, расщедрился и Потемкин. Он достал из баула сушеную лосятину, курдюк с красным вином. Тут рыжеголовый мужик совсем растаял, велел жене принести из погреба разносолы, начал предлагать и то, и другое, чуть ли не упрашивал отведать всего, что у него есть. Только Сентиеру его такое поведение насторажило. Почему – он и сам не понимал, потому не проронил ни слова, лишь внимательно присматривался ко всему да разглядывал убранство избы.
Хозяин хутора, похоже, был весьма состоятельным человеком. Его саманная изба состояла из нескольких пристроев. Из комнаты слева слышались детские голоса, но к взрослым никто не выходил. Многое из здешней мебели и всякой утвари можно видеть далеко не в каждом доме. Самовар на столе стоял медный, а посуда была даже серебряная. В левом углу передней к стене прислонено большое зеркало, в правом выделялась икона в серебряной рамке, при этом лампадка перед образами нисколько не чадила, как бывает обычно. Не оказалось здесь, в отличие от чувашских изб, нар. Правда, за печью виднелись полати, но они ничем не были застелены. Видно, спальных мест хватало и без них. Еще Сентиера удивили занавески. В деревенских избах они обычно оставляют открытыми верхнюю треть окон, а здесь прикрывали их полностью. К тому же они не из белого полотна, а из не просвечивающего зеленого атласа.