Дар императрицы
Шрифт:
Хан этот был одним из образованнейших людей того времени. Он хорошо знал историю и географию, интересовался философией Руссо, знал французский и греческий языки, читал Вольтера, в своих высказываниях часто употреблял цитаты из его трудов. И военные дела он вел по уму. В 1769 году, к примеру, в этих краях зимой стоял небывалый доселе жуткий холод. Крым-Гирей не стал дожидаться его последствий, своих арабских скакунов, не привыкших к холодам, тут же поменял у черкесов и ногайцев на местных лошадей, пусть менее знаменитых, но выносливых в зиму. Когда собирался на кого-то напасть, он призывал в армию троих конников из каждых восьми кибиток. Так он мог собрать под военные знамена до двухсот
По правде, Крым-Гирей не особо жаловал османов. Особенно не любил великого визиря Магомед-Эмина. Мустафа Третий посадил его на место Хамза-паши, считая, что тот начал выживать из ума. Только с этим Крым-Гирей никак не мог согласиться. Все знали, что Эмин ранее был лишь кондитером, правда, отличным. Затем его назначили делопроизводителем в конторе по сбору налогов. Как мог такой человек в одночасье стать великим визирем и управлять государством?
Потемкин делился своими мыслями с Екатериной Второй в посылаемых ей лично депешах. Он предлагал ей воспользоваться этой некоторой отчужденностью между Крым-Гиреем и Магомед-Эмином, постараться подвести крымского хана к мысли об освобождении от османского протектората, а затем помочь добиться и полной свободы от турок. Камергер полагал, что после этого Россия сможет легко завоевать и подчинить эту полуостровную страну. И тогда ситуация на Черном море примет совсем другой оборот.
Однако Крым-Гирей пока не подавал ни единого намека на то, что замысел Потемкина можно осуществить. Да и в войне с русскими он проявлял себя отнюдь не просвещенным командующим. Его люди зачастую вели себя хуже, чем сердюки, как называли янычаров-добровольцев. Особенно сильно это проявилось, когда хан завладел городом запорожцев Аджамаком. В нем люди Крым-Гирея полностью сожгли все строения, какие только можно было, у жителей отобрали все, что попадало под руку. В крепости Елизаветград они взяли в плен всех, кто не успел бежать. Так у каждого крымского татарина оказалось по пять-шесть рабов, шестьдесят овец и два десятка волов. Кто не зауважает хана, который разрешает своим людям обогащаться таким образом?
Рассуждать в письмах о проводимых Голицыным сражениях Потемкин пока избегал, ибо понимал, что в этом деле он никто. Но и по этой части однажды не стерпел, послал-таки императрице депешу со своим мнением.
Случилось это так. Голицын почему-то не очень стремился обострять схватки с турками. По этому поводу его однажды в своем послании упрекнула даже Екатерина Вторая, конкретно требуя взятия Хотина. Но в поведении фельдмаршала ничего не изменилось.
– К сожалению, наша матушка-императрица в военном деле слабовата, видно, вовсе не знакома с наукой тактики, – объяснял князь своим офицерам. – Пусть сначала визирь Магомед Эмин-паша перейдет Днестр и окажется на нашей стороне. Вот тогда и возьмем его за жабры.
В результате армия Голицина целых два месяца протопталась на месте без толку. Хорошо в это время возглавляемая Румянцевым Вторая армия оберегала страну от нашествий кочевников.
Между тем Эмин-паша заметил нерешительность русских и потихоньку начал продвигать основные силы своей армии к линии фронта. Вскоре его великолепные палатки были развернуты недалеко от города Яссы. Не ожидавший такого поворота событий Голицын наконец-то созвал срочное совещание.
– Визирь расположился совсем рядом с нами, – сообщил он уже всем известную весть. – Нам следует немедленно отойти к Каменец-Подольскому, чтобы там воспрепятствовать переправе турецкой орды. Сейчас дорога каждая минута, потому предлагаю офицерам изъясняться коротко.
Несмотря
– Сударь, пока вы ползали под столом, я бивал прославляемого вами Фридриха на поле брани! – возвысив голос, напомнил Голицын, и тут же приказал начальнику штаба: – Высказывания всяких камердинеров в протокол совещания не включать! И еще… Сударь, а вам не помешало бы самим хоть чуток испробовать вкус боев. Рекомендую как-нибудь однажды понаблюдать за баталией хотя бы в подзорную трубу…
Такого оскорбления Потемкин стерпеть не мог и тут же ушел из расположения штаба…
Потемкин в тот день долго провалялся на топчане, потягивая вино прямо из кувшина. Ближе к вечеру в дверь кто-то постучался. Затем она чуть приоткрылась, и в нее просунул стриженную под горшок кудлатую голову хозяин хаты, участливо спросил:
– Барин, вижу, ты в плохом настроении. У меня тут есть молодая молдаванка, такая вся жгучая, может моментально поднять тебе настроение. Пригласить?
– Закрой дверь, под-донок! Пошел вон! – заорал Потемкин, тут же схватил стоявшую рядом с топчаном ботфорту и изо всех сил швырнул ее в сердобольного хозяина избы. Хорошо, тот успел убрать голову, иначе ему пришлось бы красоваться с синяком на лице не меньше недели.
На ужин Потемкин пошел к генерал-аншефу Прозоровскому, которого знал еще по Петербургу. Тот со своим корволантом находился в нескольких километрах от штаба армии, создав кордон, чтобы не пропустить противника на помощь к окруженному русскими Хотину.
– Князь, Александр Александрович, прими меня на службу, – сходу попросил Потемкин.
Генерал, прищурив обычно округлые глаза, внимательно вгляделся в него. Он понимал, почему камергер обращался с такой просьбой, ибо присутствовал на утреннем совещании в штабе Голицына.
– Ладно, – согласился Прозоровский. – Только уговор: будешь жить у меня. Места здесь хватает. И переезжай сей же час.
После трапезы Прозоровский рассказал, чем завершилось совещание. Оказалось, что Голицын так и не пришел к какому-либо решению. Будто бы лазутчики, совершившие рейд в тыл врага, сообщили ему ободряющую весть. По их уверению, в крепости турки, долго находясь в осаде, начали терять терпение. К тому же в Хотине распространялась чума. Потому комендант будто бы готов сдать крепость без боя. При условии, коли русские ему за это хорошо заплатят. И генерал-фельдмаршал велел несколько передвинуть войска ближе к Хотину и терпеливо ждать, когда враг сам выкинет белый флаг.
Однако в дальнейшем события развернулись совсем иначе. То ли ошиблись лазутчики, то ли турки устали ждать, когда же им поднесут денежки, только когда армия Голицына начала передвигаться ближе к Хотину, совершенно неожиданно наткнулась на ставку великого визиря. Случилось это рано утром, когда заря лишь начала заниматься, потому на фоне розового неба все увиденное смотрелось как нечто из фантастики. Зловещей фантастики… Казалось, все пространство вплоть до горизонта заполнено турками. Они сверкали разноцветным обмундированием, панцирем, мечами, пиками, пищалями. Турецкие янычары и египетские мамлюки, похоже, были накурены гашишом и перли вперед, не обращая внимания ни на что. Вскоре они прорубили огороженную рогатками защитную линию русских и подавили их кавалерию, начали напирать на фланги Голицына…