Дар памяти

Miauka77

Брат покачал головой:

Ты говоришь чудовищные вещи, Хен.

Ну да, вы все привыкли к тому, что она была святой. Ах, Сицилия-Изабелла, Сицилия-Изабелла, некое такое героическое совершенство, до которого никогда не дотянуться! А копнешь поглубже – а там грязи, как в болоте.

Хен, - возразил Ромулу, - все же я могу ее понять. Защищая кого-то в бою, я убил бы не задумываясь, но если бы это было спланированное убийство, а у меня было бы время подумать…

Тогда зачем она была там? Зачем она шпионила, Ромек?!! Вместо нее там мог быть кто-то, кто спас бы этих людей! Сотни тысяч магглов, и магов наверняка тоже. Женщин, детей!

Хен, -

более настойчиво возразил ее брат. – Ты знаешь, что тебе бы ответил сейчас Грегори?

Она вздохнула:

Я знаю. Что Богу виднее, кого спасать, да? Ты это имеешь в виду?

Ромулу улыбнулся:

– Есть ещ е такой анекдот про проститутку, слышала?

Нет.

Тонет корабль. Проститутка, плывущая на нем, молится: «Господи, я все понимаю, я грешница. Но их-то за что? Пожалей невинные жизни». А он ей отвечает: «Да ты знаешь, сколько лет я вас всех на этот корабль собирал?!!»

О Боже! – сказала Эухения Виктория, отсмеявшись. – И все же насчет интуитивной магии бабушка не права, Ромек. Ты… твоя магия… - она с трудом подбирала слова. – Это поправимо, но если бы вдруг…

Хен, не то чтобы у меня был выбор. Когда я подлетал туда, то увидел, что пламя уже вышло за пределы защитного круга фермы и распространилось по долине. Будь оно не таким беспорядочным, мне оставалось бы только наблюдать.

Хорошо. А как ты объяснишь то, что вассальная клятва не сработала?

Это не у меня нужно спрашивать, Хен.

И все-таки! Как ты думаешь, мама… она могла пропустить, когда я звала на помощь?

Вряд ли. Когда вассал зовет сюзерена, рука огнем горит, и наоборот.

Ты точно это знаешь?

Ты не помнишь, как давала клятву в первый раз? Мама должна была проверить действие клятвы.

Но она проверяла действие клятвы на нас с Максом. А что происходит при этом с ней, я понятия не имею. Кроме того, нам ведь было по семь лет, и это была не настоящая клятва. Взрослая клятва должна приноситься при наступлении совершеннолетия, а оно только через год. Может, поэтому не сработало?

Что за чушь? – воскликнул Ромулу. – Она должна срабатывать, даже если ребенку пять лет, и за нег о клятву приносил кто-то из родителей! А ты не могла перепутать формулу?

Да что там путать?! «Я, Вильярдо, взываю к Вильярдо, и пусть свет поглотит тьму, и да принесена будет жертва, коей быть принесенной, и получит награду тот, коему награжденным быть».

Да, действительно. Кроме того, родовая магия зовет на помощь даже в том случае, если волшебник теряет сознание. Мама всегда может узнать, в каком мы состоянии, если настроится на связь.

Возможно, магия приходит на помощь, даже если вассальной клятвы нет, - вспомнила вдруг Эухения Виктория. – Тот Вильярдо, про которого рассказывала Рита. Как Полина Инесса почувствовала, что ему нужна помощь?

Относительно этого мы можем только догадки строить, - с досадой сказал Ромулу. – Могу только предположить, что есть множество вещей, связанных с родовой магией, о которых мы вообще ничего не знаем. Теоретически это можно изучать всю жизнь.

Родовые проклятия, например, - с многозначительной улыбкой заметила Эухения Виктория.

Ромулу покраснел. Она хотела было поддразнить его еще, но передумала. В конце концов, что толку шпынять других, когда сама далека от совершенства?

Что ты собираешься делать теперь?

Он пожал плечами:

– Останусь дома на столько, на сколько смогу без ущерба для своей основной работы. Поживу семейной жизнью, в конце концов.

Эухения Виктория кивнула:

Семейная жизнь – дело серьезное.

Ромулу отвернулся.

Давно

надо было это прекратить, - сказал он тихо, глотая окончания слов. – Я не понимал, что тем, что бегаю от долга, делаю, прежде всего, хуже самому себе. И не хочу, чтобы другие продолжали страдать из-за моей неспособности быть взрослым. Особенно Рита. Она заслуживает лучшего, чем… В общем, поигрался и хватит. Пора прекратить бегать и начать отвечать за свои поступки.

Поигрался и хватит, - повторила Эухения Виктория. – Поигрался и хватит, - сказала она громко, как бы пробуя это на вкус.

Во всем происходящем явно было что-то неправильное. Эухения Виктория чувствовала это, но не могла подобрать ни одного аргумента, чтобы возразить. И больше всего ее пугало смутное ощущение, что эта ровная фраза, произнесенная безо всякой горечи, относилась также и к ней.

Во второй половине дня ощущение неправильности только усилилось. Погода разбушевалась совсем, и, несмотря на то, что окна в холле были прикрыты ставнями и тяжелыми бархатными шторами, а также защищены чарами, даже тепло камина и жаровни не могло согреть тех, кто собрался внизу: Эухению Викторию, ее отца, барона де Ведья-и-Медоре и целителя Гжегожа Ковальского, который собирался Эухению Викторию лечить. «Этот дохляк», - так днем ранее обозвала его Соледад. «Бледная немочь», - подумала Эухения Виктория, как только увидела эти тонкие, почти бесцветные губы и белую кожу, которая становилась совсем прозрачной у висков. Длинные женственные кисти, выглядывавшие из-под кружевных манжет, казались столь хрупкими, что невольно приходила мысль: вряд ли этот человек привык держать в руках что-то большее, чем волшебную палочку.

Испанские маги почти не носили мантий, предпочитая им плащи и камзолы, и Ковальский для первого вечера в доме Вильярдо выбрал нечто похожее на местный костюм – бежевую куртку с рукавами до локтей. Цвет ее еще больше подчеркивал невыразительность черт гостя, а фасон - худобу. Вытянутое лицо обрамляли длинные белые пряди, и Эухении захотелось потрогать их, чтобы убедиться, что это не парик. Голос у Ковальского был такой же бесцветный, как и он сам.

Рассмотрев целителя, она решила, что ничего примечательного в нем нет, закуталась в шаль и принялась разглядывать языки пламени, вполуха слушая разглагольствования довольного собой отца, который вышагивал с бокалом вина поперек холла. Конечно, поведение барона противоречило правилам вежливости, так как путь его пролегал в основном за спинами собеседников, однако основной чертой Леонардо во всем, что не касалось медицины, была колоссальная рассеянность. Ковальский, по-видимому, знал об этом. К удивлению Эухении Виктории он быстро и очень ловко перевел разговор с перечислений его собственных званий и наград на политику, в которой Леонардо мало что понимал, но о которой готов был рассуждать часами. А затем произошло нечто такое, что ясно показало Эухении Виктории, что гостя она недооценила.

Не зря Макс постоянно твердил ей, что нельзя судить людей по внешности. И расслабляться в присутствии новых знакомых тоже нельзя. Но круг общения Эухении Виктории составляли в основном родственники, ближайшие друзья семьи и прислуга, и она нечасто попадала в ситуации, подобные этой. Кроме того, искусство легиллименции было столь редким, что, за исключением семьи Вильярдо, во всей остальной Европе им, может быть, владели человек десять-пятнадцать. И она никогда не слышала о мастерах, которые могли виртуозно проникать в мозг без зрительного контакта и палочки. Поэтому, почувствовав едва заметное вторжение в свой разум, Эухения Виктория еле удержалась, чтобы не вскрикнуть.