Дар памяти
Шрифт:
Минерва скрывается в арочном проеме, и я слышу, как хлопает дверь. Сова моментом срывается с книги и вылетает в окно. Я молча смотрю на то место, где она только что сидела. Ничего необычного, страница с записью о двух младенцах, родившихся сегодня. Все еще в некотором ошеломлении захлопываю окно.
Странная птица, не правда ли? – спрашивает МакГонагалл. – Бедняжка Минни так отчаянно сражалась с ней. Признаться, сейчас я рад, что магия существует и все это можно быстро вылечить.
Я падаю на стул:
О чем вы
Рад, что вы разгадали мою маленькую хитрость, сэр. Всего лишь хотел узнать, не узнали ли вы чего-нибудь нового.
Нет.
Так я и думал. Знаете, сэр, я был бы вам признателен, если бы вы иногда заходили рассказать, как продвигается расследование.
И как вы себе это представляете? Здравствуй, Минерва, я пришел рассказать твоему отцу новые факты по поводу твоего из… - у меня хватает такта оборвать себя.
Но МакГонагалл словно не обращает внимания:
В воскресенье с одиннадцати утра и до четырех часов дня Минни всегда у Малкольма.
В таком случае, может, вы мне откроете? – не сдаюсь я.
Минни меняет пароль через каждые шесть дней, - продолжает он, ничуть не смущаясь.
– Это всегда строчка из сборника стихотворений лорда Драммонда от 1616 года. Изабелл так их любила! Номер строчки зависит от дня недели, в который был установлен пароль. Но если вы прочтете стихотворение целиком, дверь, разумеется, откликнется. Сейчас строчка Минни «And fruit and flower dispersed on the ground»*. Каждый раз она пропускает количество страниц, соответствующее очередной цифре в годе ее рождения. В последний раз это было девять. Вы ведь зайдете, не так ли?
Постараюсь, - говорю я, хмуро разглядывая носы собственных ботинок. Мне не нравится его любопытство. Мне вообще не нравятся говорящие маггловские портреты.
Две головы лучше одной, - напоминает он.
Когда я наконец выхожу из комнат Минервы, мне кажется, что у меня с плеч сваливается Бен-Невис.
Выражение лица Альбуса, когда я сообщаю, что беру в помощницы Брокльхерст, приводит меня в восторг.
Если это месть, то довольно нелепая, - говорит он, впиваясь в меня глазами.
Я всего лишь стремился выполнить ваше пожелание, директор.
Впрочем, его согласие меня не удивляет.
До конца недели вестей от Ричарда нет. Я вожусь с Брокльхерст, отрабатываю дежурства и ежедневно отвечаю вежливыми отказами на предложения Маршана поужинать с его семьей. Наконец в субботу утром он сам появляется в моей гостиной.
То, что директор запрещает вам аппарировать – это лишь предлог, не так ли? – вместо приветствия говорит он, цепким взглядом обхватывая, кажется, сразу всю мою гостиную. На нем – тот самый серый маггловский костюм, что и неделю назад. В руке - легкая трость.
Я скрещиваю руки на груди:
Я простой преподаватель. У меня нет полномочий отменять распоряжения начальства.
Маршан делает пару шагов по комнате, щурит глаза:
Вы даже
И какова ваша версия событий? – понимаю, что веду себя так, будто он обязан мне, но остановиться не могу. Или не хочу.
Ваша магия хорошо знакома волшебнику, сделавшему портключ. Кроме того, у вас близкие, дружеские или родственные отношения. И он, скорее всего, имеет привычку заботиться о вас. Я ведь прав?
Более или менее, - пожимаю плечами.
Маршан кивает и продолжает:
Его магия моментально опознала вашу и пресекла собственные разрушительные последствия.
Он останавливается перед книжным шкафом:
Хотите, я скажу, почему вы игнорируете мои приглашения до той степени, что это становится как невежливым по отношению ко мне, так и угрожающим по отношению к вам?
Что можно ответить на это? Он прав, и я молчу.
Вы стыдитесь, мистер Снейп. Стыдитесь того, что – как вы там это про себя называете?
– рассопливились у меня на глазах. Вам невыносима мысль, что вы проявили слабость. Вы стремитесь к тому, чтобы стать идеалом, человеком без слабостей, совершенным. Только вы кое-что не учитываете, мистер Снейп.
Чего же?
Попытка стать совершенным, подогнать себя под идеал – это трусость, Северус, позорное бегство от самого себя. Это выдает вас с головой. Вы убегаете, потому что боитесь не защитить себя.
Никогда не мог вынести обвинений в трусости. В глазах темнеет от бешенства, голова кружится, во рту пересыхает.
И что же? – голос меня не слушается и из сарказма срывается едва ли не в жалкий лепет.
– Вам не кажется, что это лишь мое дело, кем я хочу быть?
Безусловно. Это ваше дело, сведете ли вы себя в кратчайшие сроки в могилу и проживете ли остаток лет глубоко несчастным.
Вот именно! Может быть, именно этого я и хочу? – вырывается у меня.
Зачем? – Маршан подходит ко мне так близко, что я отступил бы назад, не будь за моей спиной книжного шкафа: - Зачем вам это надо, Северус, – убивать себя?
И что мне ему ответить? Что единственное, что на самом деле держит меня здесь, – это ребенок женщины, которую я убил практически своими руками?
Возможно, у меня есть на это причины?
Маршан неожиданно отступает к камину, берет перчатки, которые до этого положил на столик, и плащ, висящий на спинке кресла.
Ни у одного человека, Северус, - поворачивается он ко мне, - так вот, ни у одного человека не может быть настоящих причин для того, чтобы убивать себя. Если только это не жертва во имя высшей идеи. Если от вашей смерти не зависят жизни других людей, значит, у вас нет оснований убивать себя. И я уверен, что найдутся люди, которых огорчит ваша смерть. Всего доброго, мистер Снейп.
Он достает из кармана коробочку с летучим порохом, берет в руку щепоть и, исчезая в зеленом пламени, громко и четко говорит: