Дар юной княжны

Шкатула Лариса Олеговна

— Отец!

— И никаких возражений! У меня нет лишних людей, чтобы обеспечить охрану ещё и тебе. А в том, что граф Головин попытается завладеть моей дочерью и иметь возможность диктовать свои условия, у меня больше нет сомнений: слишком крупные ставки в игре! Отсюда поедешь с Миклошем, он проводит тебя до перекрестка. Повернешь влево, там тебе всего шесть верст останется.

— Да знаю я; ты забыл, сколько раз мы ездили к тетке Роксане?

— Но теперь ты поедешь одна, а это небезопасно.

"Стареет отец, — удивленно

думала Юлия, прощаясь. — Кто бы раньше мог подумать, что он — такой чадолюбивый? Боится, больше не увидимся?"

— Погоди, Миклош, — остановил слугу Зигмунд.

— Пусть Юлия собирается, а ты сходи к Семену — он охраняет парадное и скажи: пусть приведет ко мне гостью. Ту, что приехала с нами… И ради господа нашего, в поездке будь начеку, чтобы никто не помешал тебе вернуться!

— Не волнуйтесь, ясный пан! — Миклош преданно посмотрел в глаза хозяину. — И сам вернусь, и подмогу приведу!

Через некоторое время пан Зигмунд выглянул в окно: его посланцы уезжали. Юлия ловко правила лошадью, запряженной в двуколку. Рядом верхом ехал Миклош.

Ясновельможный проводил их взглядом и перекрестился. Поймав себя на этом, он понял, что позволил страху овладеть сердцем; грудь теснили дурные предчувствия — его враг был многолик, неуловим, приближался, горячо дыша в затылок — от его былой беспомощи не осталось и следа.

"Эх, грехи мои тяжкие! — проговорил Зигмунд и опять удивился прозвучавшему в словах сожалению: прежде он терпеть не мог жалеть о том, что прошло. — Немало душ я загубил, но бог не оставлял меня своей милостью. Значит, угодно ему было моей рукой проводить прополку в своем земном огороде! Видимо, и богу в раю нужны невинные души, чтобы пополнять ими сонмы ангелов…"

Стук в дверь прервал его размышления. Вошел охранник Семен — он не то поддерживал под руку, не то подталкивал перед собой молодую девушку с красивым заплаканным лицом. Она рывком освободила локоть и шагнула к пану.

— Должна поставить в известность, пан Бек, что больше не считаю вас порядочным человеком! Вы обманом завлекли меня сюда. Вы сообщили, что мой жених Федор Головин, по которому я уже год ношу траур, на самом деле жив. Я вам поверила, приехала в эту даль, в родовой замок Головиных, а его хозяином почему-то оказались вы!

— Отдаю должное вашему горячему темпераменту, но хочу все-таки возразить: в чем вы видите обман? В моем сообщении об удивительном воскресении Федора Головина? Но это правда. Действительно, я — хозяин этого замка, но вы ни о чем таком меня не спрашивали, а я вам ничего другого не говорил.

— Тогда почему меня держат взаперти?

— С вами плохо обращались?

— Нет, — растерянно ответила девушка.

— Еда оказалась невкусной? Кто-то из слуг вам докучал? На что вы жалуетесь?

— На отсутствие свободы. По какой причине я её лишена?

— А зачем вам свобода?

— Я хочу видеть Федора.

— К сожалению, этого я вам обещать пока не могу.

— Хотите сказать,

что его нет в замке?

— Я такого не говорил. Он не только в замке, но и, возможно, сейчас нас слышит.

— Вы шутите?

— Отнюдь. Но жизнь жестока, я вынужден следовать её законам. Тут не до шуток. Ваш жених, Матильда, объявил мне войну. Я принял вызов, и потому вы здесь.

— Как заложница?

— Как заложница. Как приманка. А после, надеюсь, как военный трофей.

— Это подло, вы не имеете права!

— Имею. Я прав, потому что имею право — неплохой каламбур, не находите?.. Граф прячется в подземелье. Оттуда тайными ходами он выныривает как щука на поверхность, хватает кого-то из моих людей и скрывается. Видимо, он их там убивает и съедает. Что это вы побледнели, милая барышня? Считаете, сильно сгущаю краски? Нисколько! Думаю, попадись ему в руки моя дочь, она больше не увидела бы белого света. Так почему я должен церемониться с его невестой?

Пан Зигмунд схватил Матильду за руку и резко притянул к себе.

— Он подкрадывается ко мне. Подползает все ближе, чтобы нанести последний удар, и даже не представляет, какой сюрприз я ему приготовил! Какой широкий простор для действий мне открывается! Можно, например, начать медленно пытать его невесту, чтобы она погромче кричала, и так выманить его из норы. Можно убить её, а тело подвесить на видном месте и устроить засаду…

Матильда вздрогнула: пан Зигмунд усмехнулся:

— Впрочем, я ещё не решил, что лучше. Ты, Семен, иди на свое место. Постарайся не заснуть до приезда Миклоша с подмогой — от этого зависит твоя жизнь. Обо мне беспокоиться нечего: с таким солидным прикрытием, как мадемуазель Матильда, мы имеем шанс довести свое дело до конца.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Василий Ильич проявил себя талантливым организатором и администратором. Ему удалось уговорить хозяйственного Петра отдать для нужд цирка сложенные у старой бани доски, из которых Аренский с Герасимом соорудили лавки для зрителей. Заметив в очередной раз сожаление о собственной щедрости в глазах старшего Нечипоренко, директор труппы приговаривал:

— Вернем мы тебе доски, вернем; видишь, "на живую" сколотили. Гвозди вытащим, и опять будут как новые!

Мальчишки, прежде бесцельно слонявшиеся у заборных щелей, были подключены к оповещению жителей Смоленки об имеющем быть цирковом представлении. У запасливого артиста, по совместительству директора труппы, нашелся даже громадный бумажный моток каких-то билетов. Когда зашла речь о цене за вход, Аренский грустно ответил:

— Кто что сможет.

К трем часам дня все было готово. Ольга успела пострелять немного в старом сарае. Совсем немного, чтобы не утомлять и без того измученных стрельбой сельчан. Ровно в три часа пополудни по команде Герасима Алька поднес к губам начищенную мелом трубу и заиграл: "Пора! Пора! Идите со двора!"