Дар юной княжны
Шрифт:
— Ну-ка, вытащи её на свет божий, поглядим, что за жар-птица тебя разума лишила?
Атаман контрабандистов ещё ничего не решил, но Бабник истолковал его слова в свою пользу и кинулся вытаскивать Катерину из повозки. А Черный Паша с изумлением почувствовал, что у него забилось сердце. Сердце? Разве не превратилось оно в камень давным-давно? Он ещё не разглядел её всю, а уже, будто в весеннем вихре лепестки яблонь, кружились в его голове детали: выбившаяся из-под платка прядь, тонкая лодыжка, грудь в разорванной рубашке. И отчего-то
Ее поставили на ноги. С бледного красивого лица ненавидяще глянули черные глаза. Очи. И он понял, что не ошибся. "Вы сгубили меня, очи черные, очи черные, непокорные!" — всплыло навязчивым припевом. Кажется, так пели одесские цыгане?
"Ой, пропала ты, Катерина, ой, лышенько, недолго любила ты матроса своего, ой, коротко счастье женское!" — так причитала она про себя, сердцем чувствуя в стоящем перед нею черном человеке свою судьбу, нежеланную, нежданную, но неотвратимую, как смерть.
Что-то враз надломилось в ней. Она стояла, молчала и горестно качала головой в такт своим мыслям; "Пропала ты, Катя, пропала!"
Не видел бедный Герасим, лежа в повозке беспомощный, униженный, как два мужика, два самца, будто на базаре, разглядывают, раздевают глазами его любимую. Но вот, насмотревшись на Катерину, соперники встретились взглядами и поняли: отныне они враги.
— Я первый её заметил, — недвусмысленно трогая висящий у пояса кинжал, сказал Бабник.
— Ну и что же? — оскалил зубы Черный Паша, кивая на свой шестизарядный Смит-Вессон. И расхохотался. Неожиданно громко и зло.
— Ты чего? — попятился от него Бабник. Но Черный Паша, не глядя в его сторону, уже приказывал:
— Эту, — он кивнул на Катерину, — ко мне в дом, да свяжите покрепче, уж больно ценная добыча!
Батя хихикнул.
— Тебе смешно? — посуровел атаман.
— Да нет, это я так… Она же, стерва, Перца подстрелила.
Перец, тот самый, что правил цирковой кибиткой, отвернулся, демонстрируя равнодушие. Он точно знал — сочувствия не дождется.
— Пусть не подставляется, — отмахнулся Черный Паша и, заставляя себя не думать пока о НЕЙ, скомандовал: — Теперь давайте остальных.
Первым вытащили Герасима. Батя развязал ему ноги, чтобы атлет мог самостоятельно вылезти из повозки.
Первой, что он увидел, была любимая, которую двое контрабандистов уводили в дом.
— Катя! — рванулся он ей вслед.
— Попрощайся со своей Катей навек! — буркнул Бабник, заодно подыгрывая Паше в тщетной надежде, что тот в последний момент передумает. — Теперь о ней другие позаботятся.
Злость и обреченность придали Герасиму силы. Он изловчился и ногой ударил Бабника в пах. Тот дико взвыл и упал, катаясь по земле. Стоявший рядом Батя мгновенно среагировал: как на животное накинул на Герасима аркан, свалил и в считанные секунды связал
— Ай, как нехорошо ругаться! А если женщины услышат?
— Что ж вы ему сразу ноги не связали? — спросил Черный Паша, втайне довольный, что с Бабником рассчитались без его участия.
— Что же, мне его на руках носить, такого бугая? — возмутился Батя.
Атаман подошел к лежащему на земле Герасиму.
— Она — жена тебе, или так, невенчанные, жили?
Герасим подчеркнуто демонстративно отвернул голову в сторону. "Этот против меня мощнее будет, — подумал Черный Паша, ревниво разглядывая лежащего перед ним пленника. — Телом. Только в нашем мужском деле не это главное". А вслух сказал:
— Прав Батя, ты действительно бугай.
И еле успел перехватить занесенную над пленником руку Бабника с кинжалом, который очухался от удара и теперь жаждал расквитаться.
— Ты что, Гошка, такой товар хочешь испортить? Наш друг Исмаил-бей давно заказывал: чтоб большой, чтоб сильный.
— Да он же меня самого чуть евнухом не сделал!
— Недосмотр, — согласился Черный Паша. — Батя ноги не связал. Вот с него и получишь за ущерб.
Бабник с силой ударил ногой Герасима. Батя оттолкнул его в сторону.
— Я не бью лежачего. И другим не даю. — Он вынул из кармана золотой крестик с изумрудами, снятый с шеи Ольги — и когда успел? — протянул Бабнику. — Это тебя утешит?
Бабник отбросил руку Бати; мысль о Катерине не давала ему покоя. Черный Паша, никогда не нарушавший их правила, впервые преступил собственный кодекс чести: оставил себе добычу, отнятую у товарища! Между тем атаман приказал Бабнику:
— Завтра повезешь его и остальных пленников в Стамбул. Погода должна быть. хорошая.
— Атаман, а как же…
— А никак. Ты слышал? Езжай, готовь судно к отплытию.
Несколько секунд между ними длилась молчаливая дуэль. Бабник не выдержал и первым опустил глаза.
— То-то! — загадочно сказал Черный Паша. Бабник стиснул зубы. "Ничего, атаман, будет и на нашей улице праздник!" — в бешенстве подумал он, с разбегу вскочил на коня и умчался в камыши. Следующим из повозки вытащили Альку.
— А мальчишку зачем связали? — удивился Черный Паша.
— Шустрый больно, — объяснил Батя, — а скачет, ну чисто заяц! Они ж циркачи. Еще сбегет!
— Да он забоялся! — огрызнулся Алька. — Я его головой в живот саданул.
И ехидно осведомился у Бати:
— Не болит животик-то?
Атаман контрабандистов, не терпящий никакой фамильярности, а тем более от такого шкета, нахмурился.
— Да, мальчишка и вправду шустрый. В сарай его, вместе со всеми. Потом разберемся.
Извлечение из повозки Ольги, Яна и Марго обошлось без происшествий. Пленники на какое-то время оказались вне внимания разбойников и смогли даже переговариваться между собой.