Даринга: Выход за правила

Ракитина Ника Дмитриевна

Риндир раскинул мысленную сеть, где яркими огоньками трепетала жизнь, выделил самые крупные и яркие объекты — обладающие зачатками разума. Все они были достаточно далеко, авантюра Сингарда пройдет без последствий. Пусть делается котом, если ему так хочется.

— …нас же и делали такими, чтобы мы не опирались на костыли из машин, а пробовали мир на цвет, на вкус…

— На зуб. Ты как насчет того, чтобы позавтракать?

— Не сейчас, — Люб прихлопнул на голой волосатой груди комара и сложил в пакетик для образцов. — Отвернись, я превращаться буду.

Риндир

буркнул что-то насчет ненужного смущения, но послушался и поднял взгляд к небу. Древесные вершины колыхались в необъятной вышине, густо-голубой, как бы даже непривычной летом. Сейчас бы и вправду сбросить защитный костюм и улететь туда, ощущать трепетание воздушных потоков длинными маховыми перьями, резко нырять вниз, разворачиваться, опираться на восходящие потоки и парить, острым взглядом высматривая добычу…

Рыжая мохнатая туша потерлась о колени Риндира, чуть-чуть не уронив его в ручей. Грезы разбились, вырвавшись яростным:

— Ха!

А довольный и наглый Люб, взмахнув палкой-хвостом, окольцованным белыми полосами, уплощившись, нырнул в щель между кустами и беззвучно скрылся из виду. Риндир проводил котище взглядом и отправился собирать образцы, часть съедобных закидывая в рот. Запил водой из ручья. Дышалось без фильтров и маски как-то по-особенному, тончайший аромат воды и зелени плыл над ручьем, заставлял ноздри трепетать и вдыхать полной грудью, а мозг старался выдергивать из общего аромата и идентифицировать запахи разнотравья, каждой травы отдельно. Риндиру почти казалось, что он сейчас на Земле, бродит по полю с зарослями цикория и летней пыльной полыни, вдыхает пух цветущего чертополоха, смешно чихает, улыбается до ушей. Или просто, грызя травинку, смотрит в небо. Ощущение было таким пронзительным, что он даже удивился, как сам не стал локальными Вратами, чтобы вернуться домой.

Через полчаса притащился крайне довольный Люб, толстая кошачья морда благостно лучилась, хвостище дергался и бил хозяина по бокам. Врач держал в зубах пеструю птицу. Аккуратно выплюнул, лапой снял с морды перья и, наклонив голову, заметил:

— По-моему, ты заболел.

— С чего это?

— У тебя губы и рот фиолетовые.

— Уж кто бы говорил… — Риндир ухмыльнулся. Осмотрел несчастную птицу со всех сторон:

— И как мне это понимать?

— Инстинкты.

Врач уселся на хвост и стал вылизывать заднюю правую лапу. Попал языком на колючку, сплюнул:

— Это ты в двуногом облике такой эстет. Небось, соколом кривиться и не вздумаешь. Тьфу на тебя.

— Вот и лишимся мы одного из трех врачей, — штурман обратил печальные серые очи к небу. — Моя-то профессия сейчас абсолютно не востребована…

— А как же четвертая кровь?

— Для запуска Врат? — Риндир вернул дыхательную маску на место, отсекая сладковатый запах птичьей тушки. — Моя кузина Инга Абранавель прекрасно с этим справится. Как и с расчетам курсов, между прочим. Так все-таки, что ты с птичкой станешь делать?

— Съем, — прижмурил золотые глазищи Люб. Риндир с задумчивым видом обошел кота посолонь:

— Ты будешь есть мясо?

— Я буду есть мясо. Запасов

собственной синтезированной пищи нам хватит года на три, потом все равно придется переходить на здешнюю диету. Так что побуду подопытным кроликом.

— Подопытным котиком.

Люб шутливо толкнул Риндира в бедро. Тот покачнулся и шлепнулся на кошачью добычу задом. Подскочил и стал отряхиваться, хотя защитный комбинезон был настроен на самоочистку.

— Я ее ощипывать не буду.

— А и не надо, — заметил Сингард, начиная обратное превращение. — Мы ее в глине запечем. Идем копать глину.

Костер они устроили на берегу ручья, в той самой яме, откуда глину брали. К выбору топлива подошли тщательно — чтобы не дымило, не привлекло ненужного внимания и не отпугнуло никого. Риндир аккуратно поджег тонкие сухие веточки и, дождавшись, чтобы как следует занялись, стал подкладывать сучки потолще. Жар от пламени заставил колебаться хрустальный воздух над огнем. Люб улегся, заложив руки за голову, дожидаясь, пока костер прогорит, и обмазанную глиной тушку можно будет закопать в горячие угли.

— Хорошо, — сказал он. — Полетай, если хочешь. Я здесь сам покараулю.

Штурман не заставил себя упрашивать. Выкинув из головы страшное видение разгневанной Ауроры, выбрался из комбинезона, легко запрыгнул на обрывистый берег, шагнул с него… взлетел рыжим соколом, ловя серповидными крыльями ветер, и, заложив круг, устремился в небо, чтобы лечь на упругий воздух и парить выше верхушек деревьев. Резко обострились зрение и слух, мир сделался объемным, а ветер теребил шелестящие перья.

Торжествующий крик вырвался из клюва громким клекотом.

Сокол пошел в пике, метнулся между хвоей, спугнув блеклых горлинок: они попадали вниз, треща крылышками и громко вуркая, — и вылетел к лесной реке, в которую впадал ручей. Увидел вытянутый на воде корабль с уложенной между скамьями мачтой, канатами привязанный к толстым деревьям. Хвост воинского отряда, уползающего в густую чащу.

Луч солнца, дотянувшись на прощание, коснулся алого оперения торчащих из колчана стрел.

Глава 8

— А может, показалось тебе чего? Избыток кислорода в голову стукнул? Ты где отряд этот видел?

— Километрах в ста отсюда на юго-восток плюс два-три градуса вправо-влево. Или в ста-пятидесяти.

Штурману включил наладонник и обозначил на карте местонахождение судна и направление движения отряда. Теперь ему самому казалось, что это было видением — он не знал ни количества воинов, ни толком не разглядел оружие и доспехи. В общем, повел себя, как напуганный идиот.

— А-а… — Сингард разбил глиняную корку на запекшейся птице и стал раскладывать по тарелкам нежное содержимое. — Ну, ты и до трехсот разогнаться мог, когда увлечешься, и тогда все сдвигается вот сюда, — потыкал в виртуальную картинку. — И идут они не к нам. Расслабься. Мышами-жаворонками не пообедал? Давай тогда, ешь, соль держи.