Даринга: Выход за правила
Шрифт:
— Непременно Шнитке? Не Гайдн?
Риндир поморщился.
— Да ну тебя!
— Я тебя внимательно слушаю, — Люб скопировал позу друга, украдкой косясь на бутерброды.
— Еще я видел девушку в подвенечном платье, бегущую к ограде. Потом оказалось, что это монашеский балахон. У нее были испуганные глаза. А пальцы так вцепились в завитки литья, что аж побелели. А по земле от нее ко мне тянулись два шнура, и я мучительно раздумывал, за какой потянуть. Даже просыпаясь, повторял: «Синий или красный? Красный или синий?»
— Знаешь что, Риндир? Я тебя за твои шуточки убью! — пригрозил Люб и вплотную занялся
— И чем ты дальше занимался?
— Убедился, что ты дрыхнешь. Понял, что сам уже не засну. Плюнул. Закрепил зерно диктофона в ухо, перекинулся и туда, где мы собираемся Врата растить, слетал, — перестал дуться штурман, вытряхнул крышечку и завинтил термос. — Тут до их города лету меньше часа.
— Мог бы меня предупредить, ты, наглый авантюрист!
— Я предупредил, — Риндир расплылся в обаятельной улыбке. — Я тебе на наладонник SMS скинул. Но ты же его не смотрел?
Люб заглянул во входящие:
— Действительно скинул. Но рисковать не стоило. Аурора же тебя съест, когда узнает.
— А я получил разрешение на воздушную разведку.
Врач подпер щеки ладонями и огорченно покачал головой:
— Тебя могли подстрелить.
Штурман хмыкнул.
— Какую скорость развивает стрела, слетая с тетивы? Не ищи, я тебе так скажу: до ста метров в секунду. На какую высоту она способна подняться? А я в пике даю больше трехсот километров в час. И с отличной координацией.
— Трепло, — Люб быстро пересчитал на калькуляторе. — Каких-то восемьдесят три метра в секунду с кучей троек в периоде. Стрела явно тебя обгоняет.
— Ты еще вес стрелы и натяжение лука не учел, — с задумчивым видом уточнил Риндир.
Глава 13
— А также внутреннюю баллистику... У лука, да-да! И сопротивление воздуха. Зануда.
Люб оглянулся на вход под холм.
— Давай, делись! Что ты там разведал?
Риндир протянул другу диктофон.
— Лучше один раз увидеть, чем семь раз услышать, — изложил свою позицию врач. И тут же голова закружилась от распахнувшегося простора.
Они часто так менялись картинками-ощущениями. Низкая посадка кота, скольжение в зарослях. Острые запахи и много-много оттенков серого вдобавок к цветному. Даже элвилин столько не видят. Трепещущие вибриссы, плавная грация, резкие удары хвоста по бокам. Мягко, практически беззвучно, упруго ступают лапы с втянутыми в подушечки перламутровыми когтями, готовыми выстрелить в нужный момент.
Сокол видел мир иначе. Парил в воздухе рыжим силуэтом — легкий, стремительный, смертоносный. Мог разглядеть безупречным зрением, как колеблется от бегущей мыши трава. Или как поднимаются вдалеке с болота лебеди. Сбивал налету или снимал с дерева добычу прежде, чем та успевала опомниться. А удар прижатых к телу лап был так силен, что мог разорвать ей спину надвое. Но в этот раз Риндир не охотился, а плавно кружил над старинным городом,
Из укрытых зеленым дерном валов вырастали деревянные палисады. За полукольцом лежали бессистемно разбросанные по вытоптанному лугу дома, заглубленные так, что серебристые тростниковые крыши скатами упирались в землю. Вились над городом, сплетаясь с туманами, тоненькие дымы. Девчушка с тонкими косами развешивала на плетне выстиранное белье. Топталась и мекала на крыше коза с торчащим изо рта клочком сена. Обнявшись, катались в пыли мальчишка в задранной рубашонке и мохнатый пес. О них споткнулась тетка с корзинами и стала громко им выговаривать… Мужик в переднике за ноги тянул из бочки второго — в мягких, ярких сапогах. Видно, тот пришел торговать бочку и увлекся… Наивные, милые сценки чужого быта проплывали внизу, как кино. Краски были сочные, чистые, каждый жест выразителен и не требующий перевода.
Лоскутки огородов, низкие, разлапистые плодовые деревья. За бурлящей рекой с челноками, лодками, пузатыми ладьями, пристанями из потемневшего дерева и приземистыми складами — там и сям раскиданные слободы, едва начинающие золотиться поля, пруды с птицей, бурые рогачи на пастбищах. К лугу едет, погромыхивая, телега с женщинами и детьми, следом с косами на плечах шагают мужчины. Белая одежда резко выделяется на охристом и зеленом.
Сокол поднялся выше, к нагромождению камней у склона горы — местному замку. Тот спал еще, только в знобком рассветном холоде двигались по стенам и смотрели с башен часовые. Одетые так же, как и те, которых пришельцы разогнали. Круглые шлемы, чешуйчатые кольчуги, заправленные в сапоги кожаные штаны. Только на круглых щитах вместо стилизованных весов — олень. Тяжелые шерстяные плащи с запонами, топоры у пояса. Странно мягкий, скрадывающийся шаг.
Сокол присел в стенной нише, крутя головой. Отсюда проснувшийся, удивительно бодрый город был тоже виден, как на ладони. Рядом громко шумела на перекатах река. Ее шум заглушали ласточки. Ближе к замку, за цепочкой внутренней стены стояли терема. Как в детских сказках — резные, разноцветные. С украшенными филигранной резьбой коньками двускатных гонтовых крыш. Только вместо коней по краям были вытесаны сидящие соколы. Стамеской ли, топором — но обозначено было чуть ли не каждое перышко, дырочки ноздрей на клювах, впившиеся в бревно когти. И раскрашены со знанием дела — от серой спинки до светлого подбрюшья в пятнышки, до «усов» и темной шапочки на голове.
На тесных окнах резные запертые ставенки, подпертые точеными столбами крыльца. Богатые хозяева, как и в замке, тоже спят. Прислуга суетится во дворах, растапливает летние печки, колет дрова, подметает. Похоже, и здесь, как на Земле, летом жизнь выходит наружу, и только зимой возвращается в тесные дома. Заклекотав от полноты чувств, Риндир спиралью пошел выше, вдоль тропинки, огибающей склоны — к вершине, где должно было вырасти кольцо Врат. Работа предстоит немалая — вычищать, выравнивать, искать или долбить пустоты, чтобы прятать технические помещения. А наверху приволье, воздух холодный и чистый, и меж обломками камней цветут похожие на шапки лиловые цветы, которые элвилин назвали вереском. И желтые, и белые на сизых стебельках. Их ерошил и раскачивал ветер. Плотно обжимал в полете соколиные перья.