Дарт Вейдер ученик Дарта Сидиуса
Шрифт:
Понимаете, что случилось?
– Тебе легче, мой мальчик?
– Нет. Но я это наконец сказал. Да. Легче. Если бы я мог вас ударить, было бы ещё легче.
– Ты ударил.
– Да? Да… Действительно, - щель рта скривилась в усмешке. – Не до конца. Мы пока ещё не квиты… Вот так, учитель. Я ненавижу вас так, как не ненавидел ещё никого в мире. Я вас так люблю, что ради вас готов уничтожить вселенную.
– Нельзя же вечно наступать на горло тому, что для тебя смысл жизни, - сказал император. – Ну, невозможно двадцать лет просидеть в бункере и сохранить безмятежность. С этими зависимостями мы совсем запутались. Ты не простил меня?
Человек напротив него странно улыбнулся.
– Да, - ответил он. – Не простил. Ненавижу, когда меня не спрашивают. И делают со мной что-то. То, что я был не в том состоянии, чтобы вам ответить, меня мало волнует.
И вдруг резко фыркнул. Смех блеснул ироническими искрами в глазах.
– А знаете, повелитель, в той ситуации ведь можно найти очень много забавного. Почему вы меня не спросили, согласен ли я на такую жизнь? – Ты не мог ответить. – Ну и что, что не мог? Всё равно должны были. Логика за гранью маразма. Но это моя логика.
– Знаю.
Вейдер посмотрел на императора.
– Улыбаетесь? – спросил он с коротким смешком. Искорки в глазах метались теплом и насмешкой.
– Да, - ответил император. – Кажется, мы с тобой всё-таки займёмся сегодня психоанализом.
– Да неужели? А я думал, мы просто говорим.
– Хм. Только мы об этом с тобой уже двадцать пять лет как молчали.
– Да, - ответил Тёмный лорд. – Это дата.
– Сначала тебе было невыносимо об этом даже вспоминать. Думать. А потом я, старый дурак, упустил момент, когда можно было прервать молчание. И оно затянулось, как хроническая болезнь. Ты замкнулся в себе, и…
– Угу.
– Что означает твой иронический хмык?
– Комплексы, мой повелитель, неизжитые комплексы, - насмешливо ответил Вейдер. – Двадцать седьмой психоаналитик Тёмного лорда был благополучно препровождён в психиатрическую больницу. Никакого телекинетического захвата не понадобилось.
– Грустная, в общем, шутка.
– А я и не склонен к особому веселью, - серые глаза человека смотрели на императора. – Никогда не был склонен, - он улыбнулся.
Я не собираюсь больше возводить между нами стену. Мой император.
Император вскинул голову и внимательно посмотрел
Комплексы, комплексы, неизжитые комплексы. Попытки разобраться с собой. С сыном. Попытки убежать на свободу. За ваш счёт. Попытки найти виновного в моих бедах – и ненавидеть его, ненавидеть… Как глупо, мой император. Как невыносимо глупо и безжалостно. Отец никогда не сможет убить своего сына. Но сын сможет…
– Взрослым пора становиться, - с отвращением сказал Тёмный лорд. – Уж сорок восемь лет детинушке. А он всё в обиженного подростка играет, - он с ещё большим отвращением фыркнул. – Когда я перестану... – он замолчал. Молчал и император.
– О чём вы сейчас думаете, повелитель?
– О том, что я – старый болван.
– Да неужели?
– Да ужели. Ты правда вырос…
– Только для этого вам пришлось сойти с ума, – ответил Тёмный лорд. – В какие жестокие игрушки мы играем. Вы правы: какие энфэшники? Мы сами себе энфэшники. И сами себе погибель. Надоело. До отвращения надоело, повелитель.
– Что?
– Ну, - непринуждённо ответил Тёмный лорд, - например, быть неблагодарной скотиной, - и светски осклабил зубы.
– Кошмар какой, - сказал император и принялся смеяться.
– Вот-вот, - кивнул Тёмный лорд.
Император, отсмеявшись, с любопытством взглянул на ученика.
– Хотите фрагментарный рассказ о том, что я делал в эти годы? – спросил Вейдер. Немного зло, немного весело, немного ожесточённо. – Всё, о чём думал, не сообщая вам?
– И вправду?
– Да.
– Говори.
– Ну-ну.
– А что ты думал? Я отвечу: нет, не надо? Твоя тайная душевная жизнь превыше всего? Ошибаешься. Я давно хотел об этом узнать. Так что ловлю на слове.
– Ну смотрите.
– Это угроза?
– А как же, - с весёлым почти издевательством сказал Вейдер. – Вы ещё не знаете, что я такое за чудо. Никто не знает.
– Да ну.
Вейдер долго смотрел на императора.
– Ах вы, старый интриган…
– Есть то, что нельзя обратить. Непоправимые вещи. Когда моя мать умерла, я думал, что случилось самое страшное. Ни фига. Я ещё не знал глубины своего эгоизма. Конечно, когда умирает близкий человек, первое, что начинает плакать – это твой эгоизм. Не о человеке. О себе. Потеря. Расставание и потеря. Мир Великой Силы глух. Смерть есть смерть, и в ней нет ничего кроме смерти.