Дарующие Смерть, Коварство и Любовь
Шрифт:
— Все будет так, как вы приказали.
10
Флоренция, 26 декабря 1499 года
НИККОЛО
Переходя через Понте Веккьо, я услышал, как забрехали в боковых улочках бродячие собаки. Полночь уже миновала. Под мостом тихо журчала Арно. Пальцы мои замерзли, несмотря на кожаные перчатки. Моя голова нашпигована месивом сведений и цифр. Запах чернил начал преследовать меня. Я быстро прошел мимо нищих и бродяг, спавших
Я с облегчением достиг дверей нашего дома. Едва я вступил в прихожую, как спасительное тепло обволокло меня. Жар огня и запах подогретого вина. Мой отец, должно быть, опять занемог. Я зашел к нему в спальню: точно, он лежит, натянув одеяла до самого носа.
— Надеюсь, на сей разтебя подкосила не чума, папа?
Он рассмеялся, закашлялся.
— Ты еще можешь шутить, Никколо, но, по правде говоря, последние дни я неважно себя чувствую. Боюсь, что для меня этот год будет последним.
— Ох, перестань! Ты еще, наверное, меня переживешь!
— Боже избави, — машинально пробурчал он. — Хорошо ли прошел день?
Я согрел руки над огнем.
— Безумная пропасть дел, как обычно. Говорят, через несколько дней герцог Валентинуа возьмет Форли.
— Ох, бедная Катерина! Она была великолепной женщиной в своем роде. Интересно, что с ней будет?
— Я уверен, что она сумеет постоять за себя. Вероятно, к этому самому моменту она уже прибрала к своим изящным ручкам воинственного герцога.
— Верно, уж ты-то знаешь, о чем говоришь!
Мы оба рассмеялись.
— Может, мне приготовить легкий ужин? Насколько я понимаю, Тотто уже спит?
— Я не сплю, — донесся тихий голос из угла спальни.
Я взглянул туда: да, вот и он — мой младший братец; устроился на стуле, ловко скрестив по-турецки ноги.
— Нам следует, Тотто, использовать твои шпионские таланты.
По его лицу скользнула тень улыбки:
— Не хочешь ли сыграть партию в шахматы после ужина?
— С удовольствием! Я придумал новую стратегию, чтобы тебя победить.
— Мне казалось, ты был безумно занят на службе?
— А я использую шахматную стратегию для решения наших политических проблем. Герцог Валентинуа, как твоя королева, медленно подбирается к моему королю, который, в сущности, олицетворяет Флоренцию. Как же мне помешать ему? Как лучше перехитрить тебя?
— Королевы не медлят, Никколо. При желании они действуют молниеносно.
— Зато медлит Флорентийская республика, — проворчал я. — Она колеблется и хитрит. Ведет пустые разговоры и тянет время. Делает все, что в ее власти, чтобы избежать использования этой самой власти для реальных действий.
— Ах, — воскликнул отец, — значит, тебя по-прежнему огорчает медлительность нашей Синьории?
— Насколько я понимаю, ужин придется готовить
После приготовленного Тотто ужина — как обычно, простого, согревающего и сытного — отец задремал, а я проиграл своему брату в шахматы. Три раза подряд. Что за тайна в этой игре? Мне нравилась ее сущность, но всегда казалось, что в ней недостает какой-то важной составляющей.
— Тотто, почему у меня так плохо получается? Я чувствую, что просто должен освоить эту игру.
— Во всем виноваты твои блестящие по проницательности анализы вечно меняющейся политической ситуации и твой с трудом заработанный опыт ведения государственных дел.
— Да, пришлось потрудиться…
— Шахматы отличаются от жизни, Никколо, — с улыбкой заметил он. — Это всего лишь настольная игра. Я играю в нее чаще тебя, поэтому у меня и получается лучше. Знаешь, я ведь стал членом шахматного клуба.
— Наверное, ты один из лучших игроков, Тотто?
— Нет, один из худших. Но я не расстраиваюсь. Выигрыш или проигрыш не важен для меня: это лишь приятное времяпрепровождение. Жизнь кажется порой такой длинной. Я не знаю, чем еще могу заняться.
Я присмотрелся к брату. На редкость спокойный, почти глупый на вид увалень. Неужели мы с ним принадлежим к одному роду? Он аккуратно расставил фигуры:
— Может, еще одну партию?
Я перевел взгляд на черно-белую доску, на стройные ряды резных деревянных фигурок и заявил:
— Я все понял. Я знаю, чего не хватает этой игре.
— Чего же?
— Удачи!
Он с сомнением поглядел на меня.
— Я не шучу, Тотто. Фортуна, так много решающая в жизни, в шахматах не имеет никакого значения. Если бы шахматы были подобны жизни, то один игрок мог бы начать игру с гораздо большим войском, а другой — мог бы во время игры задействовать новую дружественную армию. Потом, к примеру, белым пешкам следовало бы перейти на сторону черных, а черный слон мог бы начать тайно выбивать свои же фигуры. И затем, в тот момент когда уже одна сторона близка к достижению шаха и мата, должна быть подброшена монета. Если выпадает решка, то игроки меняются местами. И играть следовало бы на свежем воздухе, чтобы ветер мог слегка передвинуть фигуры… Да, такая игра походила бы на настоящую жизнь! Как ты считаешь, не изменить ли нам правила?
10 мая 1500 года
ЛЕОНАРДО
Мы с отцом не виделись лет двадцать, и я не могу описать странное чувство отчужденности, возникшее у меня сейчас при встрече с ним. Ему уже семьдесят четыре года, но он изменился меньше, чем я ожидал, — немного больше сгорбился, пожалуй, и полысел, но все такая же железная сила в глазах, выправке, голосе. На заднем плане мелькала его четвертая жена, Лукреция — она на полвека его моложе, но выглядит изнуренной, преждевременно состарившейся. Очевидно, его мрачное уныние по-прежнему действовало иссушающе.