Дауншифтер
Шрифт:
— Факт, глупый поступок, — поддержал я друга.
— Люди не понимают, что делают мне очень грустно. У меня же всё в графике! Всё пучком! И вот, на тебе, косяк! Это то же самое, что не запастись перед сезоном патронами или капканами! А уж теперь…
— И бродячки закончились, — поддакнул я, проникнувшись его проблемой.
— Не говори. Всех! Всех растащили местные хитрованы, им палец в рот… Эх, был у меня на примете один перспективный пёсик. Поздно. И чего я три дня ждал, надо было сразу его забирать.
— Опередили? Так уломай кого-нибудь или выкупи! Деньги хорошие предложи.
— Никто не отдаст, — уверенно отрезал Ильяс. — Ни за какие деньги не отдаст. А уж того пригодного пёсика тем более, его мобилизовали.
— Кто это мобилизовал? — не сообразил я сразу.
— Участковый наш, отец родной! — нехорошо сверкнул белками Сарсембаев, и мне показалось, что сейчас он находится в другой эпохе. Свирепый воин верхом на боевом коне мчится впереди своего тумена с кривой саблей, опущенной к земле, готовый в нужный момент поднять наполненную тяжёлой кровью руку и нашинковать всех в салат. Ух!
Пару раз махнув над ковылём саблей, кочевник кашлянул и, возвращаясь в реальность, продолжил:
— На блокпосту пёс, не выцарапать.
— А… Похоже, видел его. Что тут можно посоветовать, я и сам без собаки. Но у меня сторожевой кот.
— О-о… Кота тем более не достать, бабки теперь в обнимку с ними спят. Мне что, своего горностая обнять и плакать?
Ильяс иронически хмыкнул, помолчал, затем придвинул к себе ещё не открытую жестяную банку с чешским пивом, прочитал название и, предваряя моё предложение, тяжело покачал головой.
— Если приманю какую-нибудь, приведу к тебе, — пообещал я.
— Спасибо, братка! Что-то всё идёт не так, как нужно, тёмная полоса, — тут он сменил тон, начав говорить с совсем другими интонациями. Не жёстко и зло, как минуту назад, а тихо, доверительно и даже несколько жалостливо:
— Уже месяц какая-то хрень происходит. Ложусь ночью поздно, в половину первого, а то и в час ночи. Раньше-то край в десять уже дрых! А сейчас на ноги подрывает без десяти шесть, в шесть. Иногда в полседьмого. Глаза нараспашку, голова ясная, а в ней вопрос: ну и что теперь? К двенадцати часам уже устаю. Хочу спать. Могу прямо в лодке уснуть или сплю в одной из избушек, куда приехал. Если в зимовье, то тихий час обязателен, уже вошло в привычку. Меня всё это неимоверно раздражает. Бесит! В тайге так не живут, таёжник по солнышку день строит, как природа велит! Первое: надо работать, дел невпроворот, а тут, падла, сплю! Второе: выспавшись во второй половине дня, вечером опять же тяжело засыпать. Круговорот ленивца в природе. Да, однажды решил поддержать себя мощной дозой крепкого кофе. И меня вырубило еще сильней! Что делать, Никита? Старею?
— Ёлки, ты ничего не напутал в сценарии?! — вскричал я с полным пониманием. — Это же мои реплики, со мной то же самое происходит! День меняется с ночью, как бог на душу положит. Сон рваный, нервный, неожиданно просыпаюсь и тупо смотрю в потолок. Потом добираю.
— Ты писатель. Ночью, поди, нетленку творишь, — тут же нашёл объяснение промысловик.
— Не… У меня такое давно. У знакомых и приятелей нашего возраста тоже подобное творится. Отчасти, как говорят, это действительно возрастное, но если длится долго, то нужно
— Вроде бы кто-то советовал в таких случаях принимать витамин D, — припомнил Сарсембаев.
— Может быть. Повторю, но только после проверки! Насколько я помню, у тебя контузия в анамнезе, правильно?
— Имеется такая зарубка, с Чечни.
— Остеохондроз шейного и грудного в запущенной стадии, комплектом, угадал? Иди к толковому неврологу с диагностикой сосудов шеи и того важного органа, который думает, что он думает.
— Как изловишь невролога, приводи и его.
— Нет, я серьёзно, навести спеца. Или хотя бы к девчатам в ФАП. Они не неврологи, но опыт-то огромный. А может, у тебя неврастения.
— Вот это похоже! — обрадовался он. — И у тебя?
— Не удивительно, — усмехнулся я. — В общем, нужен пустырник.
— На спирту!
— Вот лекарство и найдено, брат! Так что, хряпнем?
Ильяс замялся, поёрзал, но ответил отрицательно:
— Не, братка, пойду-ка я идеи генерировать, без них мне возвращаться нельзя… Вот что, попробую-ка я ещё разок навестить Костю Семёнова, у него три собаки. Может, удастся этого старого хрена уговорить.
Когда промысловик ушёл, я как-то неожиданно возбудился и решил, что наконец-то пора принимать какие-то внятные решения относительно дальнейших действий.
Плана не было от слова совсем, как говорят в социальных сетях.
Назад в зимовье и мне стало боязно возвращаться. Отлично оборудованное убежище современного отшельника при всех его достоинствах не тянет на звание настоящего блокгауза, способного выдержать натиск орды свирепых команчей. Про индейцев я благодаря кинематографу знаю всё, воевать с ними подручными средствами учился с раннего детства, а вот новый противник ещё не изучен. Мыслительные и физические способности чудовищ до сих пор не прояснены ни на страницу псевдонаучной статьи.
Способны они на длительную осаду, нападают ли слаженной группой, как между собой взаимодействуют? Насколько быстро эти твари способны с корнем вырвать крепкие ставни или выломать дверь? Фёдор, может, и даст знать вовремя о надвигающейся опасности, но плечом к плечу шерстяной негодяй встанет вряд ли.
Собачья троица, бегающая вокруг избы, способна замотать любого пришельца и дать хозяину драгоценное время, необходимое для верного прицеливания. Вот только неизвестно, как они поведут себя страшной тёмной ночью, когда рядом не окажется человека-вожака. Рядом с хозяином собака и охраняет добросовестно, как на блокпосту. Вполне может быть, что кабыздохи, завидев таёжную жуть, спрячутся в норы или героически чесанут вдоль берега.
Проблему могло бы решить минирование подходов к поляне, и это очень хорошая фантастическая посылка для рассказа.
Но и в посёлке мне совершенно не хотелось оставаться. Зелёная тоска, глупое безделье, здесь сейчас только горькую пить. Вчера на площади перед администрацией состоялся вялый митинг протеста, на который я, естественно, не пошёл. Это уже третий по счёту сход недовольных. Соседка сказала, что народу было очень мало, в основном бузили старики, но какое-то коллективное письмо люди всё-таки подписывали.