Даурия
Шрифт:
В январе 1918 года аргунцы добрались до Читы. В это время из Маньчжурии выступил атаман Семенов, в недалеком прошлом всего лишь есаул Второго Читинского полка. И настолько велик был среди аргунцев авторитет большевика Балябина, что по его слову, не расходясь по домам, они двинулись на атамана. За полмесяца разгромили они в даурских степях семеновские банды и остатки их прогнали за границу. Только после этого отправились они на побывку в родные станицы с наказом Балябина — по первому зову Советской власти снова слететься в свой полк.
…Спустя некоторое время собрались в избе у Симона человек тридцать. Попал на это собрание и Роман Улыбин, которого
Все фронтовики, за исключением обезоруженных три дня назад, пришли с винтовками. В угрюмом молчании расположились они кто на лавке, кто на полу, настороженно поглядывали на приехавших и без конца курили. Те сидели в переднем углу под образами, и Кушаверов, сам не мелкого сложения, казался рядом с Балябиным просто подростком.
В широкоплечей и крутогрудой фигуре Балябина все было ладно скроено и крепко сшито. У него был крупный с изрядной горбинкой нос, широкий рот и большие с опущенными вниз концами усы. Все это было вполне соразмерно и ничуть не портило его широкого и мужественного лица, а только придавало ему излишне суровое выражение.
«Вот это дядя так дядя, — залюбовался на него Роман, — силушки ему не занимать. Пожалуй, Платон и Федотка супротив его жидковатыми будут. Кулаки-то как кувалды, а грудь как бочка».
Кушаверов выкурил трубку, спрятал ее за голенище сапога и спросил:
— Ну как, начнем, товарищи?
— Начнем, пора. Больше ждать некого, — согласно отозвались фронтовики. Открыв собрание, Кушаверов предоставил слово Балябину.
Чтобы лучше слышать, что он скажет, Роман из-под порога прошел вперед. Балябин с удивлением, как полагалось ему, посмотрел на него и неторопливо поднялся из-за стола. За спиной у него, вровень с верхней колодой окна, висела настенная лампа. Распрямившись, он заслонил ее своей курчавой головой. Негромким грудным голосом сказал:
— Приехал я к вам, товарищи, прямо из Читы. Гнал на перекладных и днем и ночью. Снова запахло, братцы, у нас порохом на маньчжурской границе. Били мы с вами Семенова, да не добили. Снова высунул он свою волчью морду из-за кордона. Только теперь он гораздо крепче и опасней, теперь у него броневики и артиллерия и войск побольше. Но вся беда в том, что он страшен не сам по себе. За спиной у него стоят могущественные иностранные державы. Его подпирают всем, чем могут подпереть, весьма коварные господа империалисты. Гришка Семенов мечтает с их помощью сделаться полновластным хозяином Забайкалья и Дальнего Востока, но никогда им не будет. Кишка тонка у него для этого. Будет он только куклой в чужих зарубежных руках. Он им нужен, чтобы иметь удобный повод взять за горло нас с вами, посадить нам на шею нового царя, который плясал бы под их дудку. Вчера догнала меня в дороге телеграмма. Оказывается, во Владивостоке высадился японский десант. Можно не сомневаться, что следом за ними пожалуют туда американцы
Тут Балябин тяжело передохнул, вытер ладонью левой руки свой вспотевший лоб и сказал, что предстоят теперь великие испытания, схватка не на живот, а на смерть. Решаться будет судьба Советской власти, судьба родной земли. Быть ли нам завтра гражданами свободной Советской России или попасть в иностранную кабалу — вот о чем должны сейчас задуматься все честные русские люди. Большевики знают, что эсеры и прочие подпевалы буржуев будут везде и всюду утверждать, что интервенты идут не врагами, а спасителями России. Но это коварная, подлая ложь. Добрую половину нашей Родины враги поделят между собой, а на другой посадят на спину народа помещиков и капиталистов. Разве могут помириться с этим революционные казаки — фронтовики и станичная беднота, чьими предками были Ермак Тимофеевич и Емельян Пугачев? Разве помирятся с этим рабочие и крестьяне Забайкалья?
Пронизанные страстью и воодушевлением слова Балябина захватили всех без исключения. Фронтовики бросали недокуренные цигарки, чтобы ничто не мешало слушать. Едва Балябин умолк и присел на лавку, Лукашка Ивачев с горящими от возбуждения глазами крикнул:
— Это что же такое получается, товарищ Балябин? Выходит, зараз две беды. Семенов нас к старому режиму вернуть хочет, а его заграничные хозяева — в своих подданных обернуть. Так, что ли?
— Совершенно верно, товарищ Ивачев, — отозвался Балябин.
Тогда Лукашка хлопнул об пол свою папаху и прокричал:
— Нет, не бывать этому! Кулаками и зубами драться будем, а в неволю ни к японцам, ни к американцам не пойдем! Верно я говорю, казаки?
— Верно! — дружно поддержали его изо всех углов.
Пока шумела изба, как потревоженный улей, Роман попробовал представить себе, что случилось бы с ним, с его семьей, с посельщиками, если бы интервенты действительно завоевали родное Забайкалье. Представил и содрогнулся от боли и гнева.
Он не выдержал, ткнул Семена Забережного в бок:
— Воевать, стало быть, надо, а?
— Выходит, что так, — согласился Семен, — голова, брат, Балябин-то. Раскрыл он нам глаза.
После Балябина стал говорить Кушаверов. Поправив черную повязку, закрывавшую его левый глаз, не подымаясь с места, он спросил:
— Ну, братцы, слышали, куда жизнь поворачивает?
— Не глухие! — крикнули Гавриил Мурзин. — Война на носу, а ты у нас оружие отобрал. Нашел кого защищать. Ведь Федотка — заклятый старорежимец.
— Правильно, — поддержал его Лукашка. — Он на свои кресты молится, а бог-то у него не наш.
— Подождите, ребята, не горячитесь. Оружие мы вам вернем. Думаю, теперь вы им без дела махать не будете, — сказал Кушаверов, — теперь не время личные счеты сводить. Теперь надо свою землю, свой дом защищать от незваных гостей. Я думаю, что мунгаловцы не подкачают, — все на фронт пойдут.
— В кусты не спрячемся! — задорно крикнул Лукашка. — Я хоть сегодня готов Семенова бить. Мы с ним еще не встречались, но встретимся. Первый Аргунский полк его в три дня от Оловянной в Маньчжурию вытурил, а ежели мы пойдем, ему и в Маньчжурии тошно станет… Но теперь разговор не об этом. Ты лучше, Кушаверов, скажи, долго ли вы будете наших богатеев по головке гладить да за холуев ихних вступаться?