Давай не отпускать друг друга
Шрифт:
Он снова не нашелся что сказать. Да и надо ли?
— Ну что у тебя? — мама погладила его по груди, слева. — Тут болит?
— Ничего у меня не болит.
— Не болит, да? Но пригорает сердечко, мой хороший?
— Мама… — вздохнул он. — Ну почему ты все время про одно и то же?
— Потому что я мать! И я чувствую, — материнская ладонь прижалась к его груди слева сильнее. — Ты влюбился, мальчик мой.
Теперь пришла очередь Игоря вздохнуть. Но спорить он не стал.
— А что она? Не любит?
Сегодня какой-то день вздохов.
— Не знаю.
Давай не отпускать друг друга.
А он отпустил. Разжал руку. Оттолкнул.
Рука сама собой сжалась в кулак.
— Не отпустит тебя, не надейся, — негромко проговорила мама. — Что бы между вами не случилось и не случится — тебя это не отпустит.
— Мама… — беспомощно в очередной раз вздохнул Игорь.
Снова хлопнула входная дверь.
— Я купил мороженое! — раздался громкий голос Виталия Федоровича. — И торт.
Они посмотрели друг на друга — и улыбнулись.
— Ну скажи мне хоть, как ее зовут?
— Маргарита.
Он остался ночевать у родителей. Вечером образумил, как успел, отцову больную поясницу — бич всех, кто проводит ежедневно часы в операционной — и услышал вдруг неловкие слова благодарности. А на следующий день пришлось рано вставать — нарисовался внеплановый пациент, который просил срочно его принять: сорвал спину и лежит, разогнуться не может.
Игоря с утра накормили кашей, напоили кофе и отпустили с миром. Он по очереди обнял родителей. Не потому, что так правильно и нормально. А потому, что хотел обнять. И показать. Как сильно он их любит.
Игорь был уверен, что не будет думать об услышанном и произошедшем в родительском доме. По крайней мере, не сейчас. Сейчас лучше вернуться мыслями в работу. Но вышло ровным счетом наоборот. Он ехал и думал — обо всем. О рассказе отца, о словах матери. О том, что ответил ей.
— Ты в самом деле не хочешь узнать, что с твоей матерью, Игореша?
— Биологической. Нет, мне это неинтересно. Надеюсь, впрочем, что у нее все хорошо.
Игорь сказал чистую правду. Он заглянул себе в душу настолько глубоко, насколько смог, но не нашел там никаких чувств к этой женщине. Ничего. Ни интереса, ни обиды. Больше всего его волновало, чтобы мама ему поверила. Чтобы больше не плакала. Чтобы знала, чувствовала, понимала — что он ее сын. Кажется, она это поняла. Потому что снова принялась за свое излюбленное занятие.
— Игорь, пообещай мне.
— Что?
— Когда вы с Маргаритой помиритесь, вы не будете тянуть с детьми.
— Мама!
— Брак без детей — неправильно и ненормально.
— Какой
— Законный, сын мой, законный. Ты же воспитан правильно. И не будешь морочить девушке голову со всем этим современным бредом про отношения?
— А вот отец мне сегодня совсем другие вещи говорил — про то, что в мире не осталось ничего нормального или ненормального. Границы размылись.
— Не обращай внимания на его старческое ворчание. Я очень хочу внуков, сынок.
— Мама…
Конечно, он прекрасно понимал, что это в чистом виде манипуляция. А, может, и нет. Женщина, лишенная природой возможности иметь своих детей, относится к этому вопросу как-то иначе, чем он, здоровый и циничный лоб. Но это, безусловно, не повод…
Игорь покосился на сиденье. Там лежал, заправленный в шикарные кожаные ножны с тиснением, очередной подарок от отца. Дамасская сталь, цельнометаллическая ручка, в ладони лежит просто как влитой. Для женской руки тяжеловат, хотя Рита, безусловно, оценила бы.
Он думал и думал. Думал, пока ехал. Думал, пока разгибал скрюченную жертву фитнеса. Думал, когда делал закупки в гипермаркете.
Думал, думал, думал. Ни до чего не додумался. Просто факты.
Пустая квартира. На столе сиротливо лежит подарок отца, которым не перед кем похвастать. Постель не просто холодная — ледяная. В ящиках ванной — ванильный гель для душа, пилочка для ногтей и помада. Он взял в руки тюбик, раскрутил, понюхал. Запах приятный. Провел по руке, на коже остался красный след. Игорь повернулся к зеркалу, поднял руку. Мазки красного — на губах, подбородке, щеке. Наверное, как тогда, в вечер их первой встречи. Может быть, это была та же самая помада…
Он смотрел на свое лицо в отражении зеркала — все в алых росчерках. Что бы ты сказал, папа, если бы увидел своего сына с помадой? Что он красит губы?
Не осталось ничего нормального и ненормального, границы размыты.
Игорь уперся руками в края раковины. Тюбик помады, выпущенный из его пальцев, звякнул и скатился к дырке слива. Какое-то время Игорь смотрел на ярко-красный цилиндрик. А потом снова перевел взгляд в зеркало.
Ты впустил женщину в свое сердце. А потом — изгнал ее из своей жизни. Кто ты после этого, Игорь Золотов?
Дурак. Трижды дурак. Ко всему прочему — несчастный. И — одинокий.
Игорь поставил тюбик с помадой рядом со стаканчиком для зубных щеток. Выдвинул ящик, достал ванильный гель для душа — и поставил его рядом со своим. Включил воду и стал смывать с себя помаду. Опытным путем выяснилось, что она какая-то особо стойкая, и никак не хотела оттираться. Остается надеяться, что и ее обладательница тоже обладает подобной стойкостью. И не исчезнет просто так из жизни Игоря, несмотря на все глупости, которые он натворил.