Давай поиграем
Шрифт:
– Мне холодно!
– осмелился бы сказать:
– А счас будет жарко.
И в самом деле - жарко. И ночь из мокрой, промозглой, вдруг становится теплой, летней. И только сейчас замечает Калинка, что живой этот лес. Красивый, гораздо более красивый, чем то, что она видела в Кассии. Что по берегам реки растут огромные, белоснежные цветы. Что испускают они нежный, чарующий аромат, от которого кружится голова, но еще больше кружится голова от его теплых губ.
Она бы упала, но руки
Она ответила бы на поцелуй, но... лес был пуст.
Боги, она и не знала, что разочарование может быть таким острым, может так ранить сердце!
Шуршит в ветвях деревьев легкий ветерок. С тихим плеском разбиваются о берег серебристые волны. Калинка вздрагивает, когда за ее спиной раздается холодное:
– Я проведу вас в замок.
– Кто это был?
– Я прошу вас идти за мной, - настойчиво отвечает беловласый юноша в темном плаще. Виссавиец.
– Я прошу вас забыть об этой ночи.
– Даже не надейся. Буду стоять здесь и ждать!
– Напрасно. Он больше не придет. Он приказал мне провести вас в замок.
Когда Калинка злая, оборванная, мокрая, появилась посреди зала, стало вдруг тихо. Совсем тихо. На ступеньках ведущей на второй этаж лестницы показался принц. Быстро спустившись, он схватил беглянку за руку, бросил белобрысому виссавийцу:
– Спасибо!
– и потянул ее наверх.
– Пусти!
– шипела Калинка, но устраивать скандал на глазах всего двора побоялась.
– Поговорим, сестренка, ой как поговорим!
– Не о чем мне с тобой разговаривать.
– А я думаю, есть о чем.
Они уже дошли до ее покоев, как она поняла. Вывернулась из рук принца, оставив ему мокрый плащ, хлестнула его по лицу и, прокричав:
– Посмеялся! Наказал меня! Послал своего телохранителя? Ненавижу тебя Мир, слышишь, ненавижу!
– вбежала в свои покои и хлопнула дверью.
– Ничего не понимаю!
– пожал плечами принц.
– Но завтра я вернусь в Кассию. Наконец-то!
Глава десятая
Рина
Первой полетела в стену нефритовая чаша. Не успели коснуться пола осколки, как Арман вслед за чашей отправил книгу, за ней шкатулку, за ней...
Что-то скользнуло по комнате, метнулось в ноги, обняло колени:
– Не надо, мой архан, - молил хариб.
– Не надо...
– Нар, они моего брата...
– прошипел Арман.
– Суки!
– Знаю, мой архан!
– Я... отдал принцу самое дорогое, брата... а они!
– Мой архан...
– Пусти! Все ему скажу!
Скажет, что ошибся. Что Рэми место тут,
– Пусти, я сказал!
И Лерину скажет. В морду даст! За "перестарался". За Рэми, что валяется в горячке!
– Пусти!
И Тисмену врежет. Какой он, к богам, целитель! Рана кровоточит, Рэми всю ночь бредит, а "целитель" лишь руками разводит. Дурак он, а не целитель!
– Лучше пусти...
Тон Армана стал угрожающим... и, отшвырнув от себя хариба, он выбежал в коридор и ворвался в покои принца.
Мираниса не было.
Зато у камина застыла, грея ладони над огнем, гибкая, женская фигурка, закутанная в чуть сияющий в полумраке белоснежный плащ.
Арман, вовсе не горя желанием разговаривать с кем-то помимо Мира и его телохранителей, хотел уже выйти, как девушка вздрогнула, обернулась и, увидев Армана, откинула капюшон на плечи, мило улыбаясь мужчине.
Виссавийка, только сейчас понял старшой. Молочно-белая кожа, длинные, блестящие волосы, тонкие черты лица, невероятная кошачья гибкость, которой в достатке было и у Рэми, и у Лии. И эти странные черные глаза, почти лишенные белка...
Одна ее улыбка заставила Армана забыть о гневе и вспомнить о манерах, поклониться гостье принца и начать лихорадочно подыскивать слова, чтобы извиниться и выйти.
– Я ждала вас! Мне необходимо с вами поговорить!
– быстро зашептала она с чуть ощутимым акцентом.
– Прошу вас!
– Не думаю, что наш разговор может помочь вам, архана.
Конечно, виссавийка. Разве посмела бы женщина-кассийка так обратиться к незнакомому мужчине? Как к равному? Без тени смущения?
– Я позову...
– Не надо никого звать, - горячо зашептала незнакомка, поспешно шагнув к Арману.
– Просто выслушайте. Прошу вас! Выслушайте!
Она схватила Армана за рукав, легко потянув за собой к широкой скамье, стоящей у камина. Опешив, Арман поддался и сел рядом с виссавийкой, невольно любуясь, как играют отблески огня на ее тонком лице, как умоляюще блестят ее глаза, как маняще темнеют пухлые губы.
– Прошу вас, выслушайте меня! Прошу! Я понимаю, вы обижены. Но все не так, совсем не так.
– Она пыталась говорить горячо, убеждающе, но слова на чужом языке явно давались ей с трудом, оттого она растягивала фразы, не в силах вложить в них ту горячность, что сияла в ее глазах. - Брат болен. Очень. Но никому вреда не делает... Поймите! Мы не хотели вас обидеть. Но как, как в таком виде показать его невесте? Я прошу вас! Умоляю! Не уезжайте. Дайте нам седмицу или две, и я обещаю, брату станет лучше. Уже стало, смотрите!