Давай поиграем
Шрифт:
"Щенок" сдался лишь на рассвете. Всю ночь он то уговаривал, то просил прощения за брата и всю ночь просидел Элан на полу, закрывая уши руками, чтобы не слышать знакомого голоса, и плача от боли. Всю ночь вспоминал он общие игры с Акимом и всю ночь проклинал. Пропади ты пропадом, полукровка, что спасла Виссавию. Пропади ты пропадом, брат убийцы и... былой друг!
На рассвете за дверью раздались шаги. Элан слышал, как переговариваются два голоса, как один мягко уговаривает, второй - упрямо возражает, слышал, как Аким выдавил тихое:
–
Время шло. Боль не проходила, но притупилась, стала терпимой. Многое изменилось в Виссавие. Никому и дела не было до смертельной обиды четырнадцатилетнего мага - все переживали смерть вождя, его жены и наследника. И позднее в клан пришла весть... Аким мертв. Убил демона Шерена и сам погиб в схватке.
Элан думал, что смерть сестры - это страшно. Что ничего страшнее не бывает. Оказалось, бывает. С сестрой он простился по-человечески, а лучшего друга проводил проклятиями...
Наверное, этого бы он не выдержал. Наверное, тогда бы он сломался окончательно. Но тут возле дома Элана показался Марк, старший брат Акима, с большим свертком на руках.
– Аким хотел, чтобы это ты позаботился о его сыне.
И тут Элана прорвало... Многолетняя боль вдруг нашла выход, ветром пронеслась над лесом, встревожив спящих в ветвях птиц. Упав на колени, закрыв лицо руками, Элан расплакался. Впервые с тех пор, как послал вслед Акиму проклятия...
Аким не зря был любимцем вождя. Он всегда был мудрее. Всегда знал лучше. Маленький сын лучшего друга заставил пятнадцатилетнего Элана взять себя в руки, заставил его захотеть жить.
Поначалу годовалый Арам часто плакал и звал мать, и лишь когда в соседнюю Кассию пришла весна, стал привыкать в новому опекуну. Но, несмотря на всю заботу и любовь Элана, мальчик рос слишком серьезным и неулыбчивым.
И когда Араму стукнуло семь зим, его увидел вождь...
Только тогда понял Элан, как похож сын на отца: лишь Арам умел разговаривать с постепенно сходящим с ума Элизаром, лишь он один умел усмирять его гнев... и подобно отцу уже в пятнадцать лет достиг многого - став для вождя любимым советником.
Элан столь быстрому возвышению воспитанника рад не был: с возвышением закончилось и детство Арама. Рядом с вождем мальчик быстро оброс взрослыми проблемами, а вместе с ними - одиночеством.
Слово Арама набирало вес, вождь подарил мальчику собственный замок, в Виссавии сына Акима уважали больше, чем других советников, но это все же был мальчик. Юноша, для которого, сказать по правде, Элан хотел другого.
Но мог ли требовать?
Он? Убийца?
И мог ли он отказаться, когда Арам его позвал...
Он великолепно знал, что Миранис разозлится, если увидит его в замке, но все же явился по первому зову воспитанника и понял, что явился не зря: бледный Арам стоял у окна, до крови кусая губы, и теперь как никогда был похож
– Вождь...
– Арам даже не обернулся.
– Вождь пригласил в замок гостя.
– Не понимаю, - нахмурился Элан.
– Впервые...
– голос Арама дрожал.
– Впервые я не смог его уговорить... я не смог достучаться до его рассудка, я...
Арам повернулся, и Элан, заметив, что по щеке воспитанника стекает струйка крови, поднял руку, стремясь исцелить, но Арам его остановил:
– Я... я виноват, заслужил.
– Ты ни в чем не виноват, мой мальчик.
– Я целитель душ... я был должен...
– Вождь не хочет исцеляться... ты не можешь.
– Могу! Должен!
– Ты ничего не можешь сделать...
"Ему всего пятнадцать, - думал Элан, усаживая Арама в кресло.
– Всего пятнадцать, - повторял он про себя, когда над почти потерявшим сознание советником склонился старший целитель.
– Виссавия, за что?"
В темных глазах старшего целителя проскользнула тянущая на дно беспомощность. Элан не сказал ни слова. Да и что теперь говорить? Вождь Виссавии не может убивать, не имеет права. Но сегодня убьет. И никто этого не изменит.
– Я уж думал, вы откажитесь, - сказал голос за спиной.
– Не оборачивайтесь! Снимите плащ, телохранитель. Здесь он вам не понадобится, а я хочу вас рассмотреть.
Рэми послушно расстегнул застежку и позволил плащу упасть на пол. Как и ожидалось - не успела ткань коснуться пола, как ее убрала невидимая Рэми сила. Да, богиня так любит своих детей, что слишком их балует.
Они находились в пустой комнате. Посреди комнаты - длинный, узкий стол. На столе, у самого края, тронь и упадет - свеча. Ее неясный свет лишь слегка рассеивал темноту, и Рэми с трудом различал в полумраке голые, высокие стены, а также темно-синие квадраты окон, за которыми двигались неясные тени.
– Я обещал, - сказал Рэми, чувствуя недоброе.
– И я сдержал обещание.
– Вижу, - ответил вождь, который все еще находился в темноте.
– Я весь день решал, что с вами делать... и наконец-то решил.
– Вы не в силах ничего со мной сделать.
– А это мы еще посмотрим!
Толчок в спину, совсем легкий. Приближается стремительно пол. Перехватывает дыхание, заливает темнотой глаза.
Когда Рэми очнулся, он лежал на полу на животе, а вождь сидел на нем верхом, выворачивая руки.
– Знаешь, как вы мне надоели, а?
– горячо шептал Элизар на ухо Рэми, обдавая его сладковатым запахом.
– Знаешь, как мне трудно сдерживаться, улыбаться?
Плечо скрутило болью. Рэми сжал зубы, застонав от беспомощности. Он понятия не имел, что делать - защищаться? Хотя бы попытаться? В Виссавии? Что хранит не только и не столько Рэми, сколько этого проклятого безумца... Дядю.