Давайте, девочки

Будинас Евгений Доминикович

Но ходит Ленка с яблонутымдо сих пор. То они играют в настольный теннис, то он ее зовет в кино или на складчину, а теперь они и вовсе повадились в филармонию слушать симфонии – отец Витюка приобрел им абонемент.

Витюк у Ленки главный советчик, а у ее мамаши первый любимчик. Придет – «прилично» одетый, пробор с бриолином – усядется на кухне и пудрит им мозги.

Из-за этого Ленка и не пришла на общую стрелку. Хотя они с парнями железно сговорились собраться, чтобы обсудить, что она будет делать после десятого. Парни предлагали физмат,

а мамахен трындела про филологический, понятно, при полной поддержке яблонутого.

За это Рыжук и решил ему врезать, когда пошел узнавать, в чем дело и они столкнулись в подворотне, куда прямо из кухни выходила Ленкина дверь. Они с мамашей жили в бывшей дворницкой. И врезал бы, но Ленка затянула Витюка обратно домой…

Потом выглянула:

– Мы, кажется, ревнуем? Ну и дурак.

И хлопнула дверью.

Все бы ничего, если бы она при этом не была расфуфыренной, как домработница, и не нацепила пошлые клипсы, которые этот яблонутыйей подарил – как последний писк моды.

5

– Нет, оставить это так нельзя, – сказал Мишка-Хитрожоп. И все с ним согласились.

Они стояли в подъезде у Мишки-Дизеля впятером и курили. Они всегда стояли у Дизеля в подъезде, когда шел дождь или было холодно.

Они были теми самыми «стилягами», о которых писали в сатирическом журнале «Крокодил» и разных юмористических приложениях. Эти «отбросы общества» в зауженных брюках и с длинными волосами, ходившие вихляющей походкой и откалывавшие буги, были типичными и отрицательными персонажами тех дней, неважно, что они рекордсмены в юношеской эстафете четыре по сто…

– Счастья нету… – пропел Мишка-Дизель. Подпрыгнув с переворотом, он достал ногой филенку на стене.

– Света нету… – с готовностью подхватил Сюня. И щелкнул ногой по выключателю. Техника прыжка у него была в порядке.

– Посреди чужих людей, – Махлин-Хитрожоп прыгать не стал, зато ловким щелбаном забросил окурок в урну через дорогу.

Настроение у всех было поганое. И эта песня из репертуара Марка Бернеса не даром вертелась в их котелках.

Рыжего отвалили, это понятно, они всегда грызутся, он ведь при ней вместо клоуна. Но следом послали Сюню выяснить, в чем дело. Так она и ему заявила, что просит их не компостировать ей мозги. И попросила передать (раз он такой «парламентер»), что сразу после школы она выходит замуж за маминого приятеля, который работает с мамой на почтамте: очень даже интеллигентный человек, во всяком случае, «представительный».

Такое нельзя оставлять безнаказанным.

– Может, разбежались, а?.. – сказал Витька-Доктор, зябко поежившись. – Сыро ведь… Ну не смог человек – Завтра мы ее и в школе увидим… Все уже дрыхнут в такой дождь…

Вокруг действительно никого не было. Все уже спали. В этом городе рано укладываются в дождь. Вечером в хорошую погоду все совершают моцион, а в плохую – как вымирают.

– С твоим характером, Доктор, только носки с покойников снимать, – угрюмо сказал Мишка-Дизель. И спросил, как скомандовал: – Пошли?

6

Махлин-Хитрожоп, подхватив

у подъезда мокрого котенка, вручил его Мишке-Дизелю. Тот бесцеремонно раскорячил коту задние лапы и компетентно констатировал: «Сука». Дыхнув на «девочку» прокуренными легкими, он сунул котенка за пазуху. Махлин заскочил к Сюниной тетке, неизвестно, что он ей наврал, но вышел с семиструнной гитарой. У инструмента, правда, были оборваны четыре струны, зато на корпусе кто-то выжег паяльником туземца в плавках под пальмой, море и солнце.

Они уселись на корточки у Ленки под окном; моросил дождь, а Витька-Доктор на трех оставшихся струнах пытался подобрать аккорды к арии тореадора из оперы «Кармен».

Махлин с Дизелем подсадили Рыжука, и он закинул котенка в Ленкину форточку, тот вцепился в занавеску и истошно замяукал.

– То-ре-а-дор, сме-ле-е-е в бой… – затянул Сюня не своим голосом.

– То-ре-а-дор, тореадор… – включился нестройный мужской хор.

В форточку высунулась Ленкина мамаша в ночной рубашке и попросила:

– Ребята, прекратите, пожалуйста, хулиганить под окнами.

Но жалостливые нотки в голосе ей не помогли. Жалость вообще унижает человека. Тем более что она могла бы и поздороваться. Конечно, если бы в окно царапался тот «представительный почтальон», она бы с ним поздоровалась.

– Мы не хулиганим, а музыкально образовываемся, – вежливо объяснил Махлин-Хитрожоп. – У нас, может быть, репетиция, – добавил он обиженно.

– Заберите хотя бы вашего кота.

– Это не кот, а кошечка. Мы подождем, когда она вырастет и поймает у вас всех мышей.

– То-ре-а-дор, смелее в бой, сме-ле-е-е в бой… – блеял Сюня, который никогда не был в опере и поэтому не знал остальных слов.

– Это безобразие – шуметь под окнами в два часа ночи.

Мишка-Махлин только этого и ждал:

– Сейчас половина двенадцатого. До двух поиграем и уйдем.

– Гене, пожалуйста, уведи своих хулиганов. Или я вас водой оболью…

– Горячей или холодной? – поинтересовался Витька-Доктор, перестав лупить по струнам. – Меня мама всегда в горячей воде купает.

– Лены, между прочим, нет дома, – почувствовав интеллигентскую слабинку в голосе будущего врача, мамаша попыталась слукавить.

Это пусть она не свистит. Ленка наточняк дома. Лежит, небось, в углу кровати, накрывшись с головой одеялом…

– То-ре-а-дор, то-ре-а-до-р-р… – мстила за измену гитара с оборванными струнами.

7

Маленькая позвонила снова, и, как обычно, начала не здороваясь, будто продолжая разговор:

– Слушай, а ты меня хоть сколько-нибудь ценишь? Или у нас все просто так?

Он засмеялся. У них что – телефонный роман?

В это время связь прервалась. Ну и ладно, подумал он.

К своему удивлению, он заметил, что довольно часто о ней думает. Это – пусть бы, но вот и ход его воспоминаний начинал зависеть от ее звонков и даже как-то направляться ими… Работе это, наверное, мешало, если, конечно, можно назвать работой его прогулки по городу и бесцельное перелистывание рукописи.