Давние встречи
Шрифт:
«Молодой художник, — писал он о себе, — не обладал ни славой Борисова [6] , ни имевшимися у Борисова материальными ценностями. Художник был гол как сокол, но в путешествиях не был новичком. Он был высок ростом, силен и вынослив, легок на подъем и скор на решения. Среди товарищей по Академии художеств слыл бродягой и чудаком. Художник был рассеян, нервен характером. Космы прямых длинных волос падали ему на лицо. При споре он убирал их резким встряхиванием головы или своеобразным движением левой руки с торчащим пальцем, пораненным где-то в глуши на Севере, во время экспедиции за этюдами. Товарищи из Академии считали его талантливым. Обладавшие практической сметкой не разделяли его увлечения северными мотивами.
6
Картины художника
— Чудак парень, — говорили они, — не понимает, что такие картины невиданных мест никому не нужны. Публика любит знакомое, привычное. Домики, речка с мостиком, церковка, коровки на лугу... Вот это мотивы!»
Как изобразитель природы полярного Севера, ее тонкой красоты, он до сего времени остается единственным художником, с подлинной правдивостью живописавшим эту воздушную, почти неуловимую красоту полярного мира. В отличие от картин других художников, изображавших природу Севера в утрированных, мрачных или неправдоподобно ярких тонах, картины Пинегина отличаются нежностью красок, хорошо знакомой людям, внимательно наблюдавшим северную природу. В картинах Пинегина арктический воздух чист и прозрачен, призрачным светом сияют ледники, тончайшей синевою, изумрудными переливами светятся льдины. Особенно сильное впечатление производит картина «Полярный покой», изображающая застывшего во льдах «Фоку». Трудно поверить, что на обледенелом корабле еще теплится жизнь. На мачтах и реях застыли гроздья снега и льда, розоватый отсвет полярной зари играет на снежных сугробах...
Немногочисленные картины и этюды Пинегина разбросаны по музеям и частным собраниям, хранятся и у его наследников. Во всех этих картинах, написанных на Севере и на Юге, виден большой талант своеобразного живописца. Последние годы жизни Н. В. Пинегин работал над давно задуманным романом о жизни Георгия Седова — человека, с которым была связана его личная судьба.
Первая часть романа была закончена незадолго перед Отечественной войной. Роман «Георгий Седов» в свое время выдержал несколько изданий. В этом незаконченном романе особенно отчетливо сказался литературный талант Н. В. Пинегина. Высокую оценку роману дал некогда А. М. Горький, содействовавший первому изданию книги «В ледяных просторах».
Спустя много лет после гибели Г. Я. Седова, в новые, советские времена, Н. В. Пинегину удалось дважды побывать в тех самых местах, где на его глазах завершилась описанная им трагедия. Близко знавшие Н. В. Пинегина вспоминают его как человека необычайной скромности, душевной чистоты. Николай Васильевич никогда не отказывался брать на свои плечи самое тяжелое, уступая славу и признание более ловким и изворотливым в житейских делах людям.
Как это часто бывает с настоящими людьми, — насколько он был решителен и предприимчив в опасных и трудных предприятиях, настолько же терялся, был беспомощен в мелочной житейской борьбе. Быть может, этой основной чертой характера, его удивительной скромностью, объясняется та материальная, подчас крайняя, нужда, в которой он почти всегда находился.
«Всю жизнь, начиная со студенческих годов и позже, я не стремился к приобретению материального благополучия, нуждаясь иногда до крайности, не бросал любимого дела исследования Арктики, литературы и науки», — писал он однажды в своей автобиографии.
Меня с Н. В. Пинегиным связывала долголетняя и тесная дружба. В жизненных тяжелых испытаниях Николай Васильевич был верным товарищем, сердечным и внимательным другом. В нем заключались лучшие человеческие черты. Быть может, только путешественники, солдаты и люди живого труда могут полностью оценить эти прекрасные русские слова: друг и товарищ. Именно таким другом, верным товарищем был Н. В. Пинегин для всех его любивших.
В 1931 году вместе с Н. В. Пинегиным мне довелось принимать участие в экспедиции на Землю Франца-Иосифа. Мы вдвоем бродили по знакомым ему местам. Неузнаваема была бухта Тихая, где некогда прощались участники седовской экспедиции со своим руководителем. Горячая, бурная кипела на ее берегах жизнь. Теперь это большая полярная станция с лабораториями, научными кабинетами.
Остановившись у могилы механика «Фоки» Зандера, Пинегин снял шапку. Мы долго стояли молча. Мне показалось, что на лице Пинегина промелькнуло то самое выражение, которое некогда заметил он у Седова. Над нами возвышалось бездонное чистое небо, над гладью бухты Тихой пролетали бесчисленные птицы и, отражаясь в зеркальной воде, медленно
Чудесную красоту полярной природы любил, знал, глубоко чувствовал Н. В. Пинегин, жизнь которого была связана с Севером, с людьми, посвятившими себя изучению полярных стран и морей. До последних дней своей жизни (умер он в 1940 году в Ленинграде после мучительной и долгой болезни) Н. В. Пинегин продолжал неутомимо работать. Все свои знания, силы, талант он самоотверженно отдавал тому новому и великому, что победоносно создавалось в нашей многолюдной стране на благо советского народа и всего человечества.
П. С. Свирненко
С этим замечательным человеком я познакомился и подружился уже после Отечественной войны. Это было в последнее мое путешествие в советскую Арктику, в еще необследованные человеком места. Мы вылетели из Москвы весною, когда цвела сирень. На остров Таймыр прилетели, когда там лежал глубокий снег. Во время остановки на Таймыре я слышал много удивительных рассказов от полярных летчиков. Дальше мы летели вдоль берегов Карского моря. Разговоры шли о недавней войне, о военных событиях. Рассказывали о трагической гибели нашего корабля, на котором возвращались с дальних зимовок семьи советских зимовщиков. Корабль этот был потоплен немецкой подводной лодкой. Подводные немецкие лодки заходили в далекое Карское море, где на одном из островов у них была устроена база снабжения. Немцы нападали на некоторые наши полярные станции, брали в плен зимовщиков. На одной из остановок во время пути вдоль Карского моря я услыхал рассказ от одного из зимовщиков, как на их полярную станцию напали немцы, взяли в плен и увезли на самолетах зимовщиков. Один из немцев захотел проехаться на ездовых собаках. С рассказывавшего мне об этом человека он снял обувь, чтобы тот не мог убежать, посадил на нарты и пошел сзади пешком. Рассказчик погнал что было силы ездовых собак, немец пытался в него стрелять, но безуспешно. Так он доехал до отдаленной советской зимовки, на которой мы с ним и повстречались. Он показал мне носки, в которых оставил его немец, рассказал о гибели русского корабля, потопленного немецкой подводной лодкой.
Долетев до Усть-Таймыра, мы остановились на отдых на советской полярной станции. Через несколько дней вылетели к центру Таймырского полуострова. Сверху я увидел льды огромного Таймырского озера, на котором люди лишь недавно побывали впервые. Мы спустились на лед вблизи маленькой недавно построенной полярной станции, начальником которой был Петр Степанович Свирненко, известный и прославленный советский зимовщик.
Экспедицию нашу разместили в деревянном бараке. Я познакомился и близко сошелся со Свирненкой. Всем зимовщикам полярных станций хорошо известно имя Свирненко, много лет прожившего в Арктике. Срок этот совершенно необычен: Свирненко зимовал в Арктике двадцать семь лет. В далеких, подчас нелегких и опасных путешествиях не раз я знакомился и сходился с людьми, дружба с которыми сохранялась потом на многие годы. К таким людям, далеким и верным моим друзьям, принадлежал Петр Степанович Свирненко, один из старейших советских полярников. Кажется, во всей советской Арктике нет самой отдаленной зимовки, где бы не побывал П. С. Свирненко. Не раз зимовал он на Новой Земле, на Земле Франца-Иосифа, на Северной Земле, на Таймыре. Каждая его зимовка — цепь подвигов и опасных приключений, о которых можно написать большую книгу. Как свойственно скромным людям, Петр Степанович не любит рассказывать о себе, и только в счастливую минуту, на охоте, когда оставались мы в тундре одни, рассказывал он кое-что из своего прошлого: о трудных одиночных блужданиях в полярных просторах, о зимовках, об охоте. Многих товарищей выручал он из беды, рискуя собственной жизнью.
Живя на берегу Таймырского озера, я особенно полюбил заходить к старым зимовщикам в их маленький теплый домик, возле которого, свернувшись клубками в снегу, обычно спят ездовые собаки, за зиму обросшие густой лохматой шерстью. Подняв головы, собаки недоверчиво обнюхивают гостя, ступившего на крыльцо домика, по самую крышу утонувшего в глубоком снегу.
В небольших комнатках, убранных мужскими руками, тепло и уютно. На покрытых оленьими шкурами бревенчатых стенах развешаны ружья, охотничьи принадлежности. Тут же, в жилом помещении, установлены приборы, необходимые для метеорологических наблюдений и для радиосвязи с Большой землей. На укрепленных над письменным столиком полках с любовной бережностью расставлены книги: небольшая, хорошо подобранная библиотечка, много раз перечитанная зимовщиками. Я рад был пополнить эту библиотечку своими, подаренными Свирненке, книгами.