Давняя история
Шрифт:
— Это верно, Клавдия Ивановна. А как вы сами думаете, мог Гусев жену убить?
— А вы его видели?
— Видел. Сейчас он болен, постарел, изменился.
— Изменился? Вот уж не представляю. Кулак он был, жила. Не столько Татьяну любил, сколько себя.
— Во время следствия столько говорилось о ревности!
— С Танькиных слов говорили. Это она, чтобы мы его за мужчину держали, распространялась. Зудел он, а не ревновал, нотации читал, в свою веру обратить хотел. Нет уж, суд, видно, правильно решил. Скорее всего, бандит убил…
Третий
— Простите. Я хотел бы повидать кого-нибудь из семьи Витковских.
— Я Витковская.
— А кем вам доводится Станислав Андреевич?
— Это сын моего мужа. Но он здесь не живет.
— Может быть, ваш муж сможет уделить мне немного времени?
— Пройдите, пожалуйста.
Она оставила его одного в большой комнате. Начищенный паркет, прикрытый в центре мягким ковром, просторный, сделанный на заказ, а может быть, и по проекту самого хозяина, письменный стол, удобные кресла, не новый, но хорошей марки телевизор говорили о привычке к негоняющемуся за модой комфорту. Комната составляла часть обширной квартиры, и потребовалось время, прежде чем вошел в нее пожилой сухопарый человек в очках, с вытянутым узким лицом и коротко, ежиком, остриженными седыми волосами. Одет был хозяин квартиры в плотный халат, схваченный завязанным на боку поясом с кистями. Сняв очки, он опустил их в карман халата, а оттуда достал другие, в более тонкой оправе, и надев их, взглянул на Мазина.
— Витковский, Андрей Филиппович. Прошу…
Он указал рукой на кресло, и Мазин сел, предварительно представившись.
— Хочу заверить вас, Андрей Филиппович, что в намерения мои не входит обременять вас хлопотами и вообще осложнять вашу жизнь. Речь пойдет о вещах формальных. Ваш сын может оказаться свидетелем по одному весьма старому делу.
— Мой сын работает в поселке Энергострой.
— Я знаю, но в то время он еще учился и жил в городе.
Витковский пожал плечами:
— Сомневаюсь, что смогу быть полезным. Сын не из тех молодых людей, которые делятся с близкими.
В голосе его Мазин не почувствовал горечи. Инженер констатировал факт.
— К тому же он со студенческих лет живет отдельно.
— Простите, вы не ладили?
— Если вас интересует, он не ладил с нами.
— Станислав не пожелал находиться
Это сказала жена Витковского.
— Вера Александровна упрощает вопрос, — поправил инженер сухо. — Однако чем вас заинтересовали мои семейные отношения?
— Мне бы хотелось знать одно: была ли в числе знакомых вашего сына молодая женщина по имени Таня Гусева?
— Гусева? Татьяна? Первый раз слышу. Может быть, ты, Вера…
— Нет. Это имя мне ничего не говорит.
Мазин развел руками:
— На нет и суда нет. На всякий случай, впрочем, взгляните на фотокарточку.
Инженер посмотрел фото, вновь сменив очки, и подтвердил удовлетворенно:
— Впервые вижу эту особу. А какое, собственно, отношение имеет она к моему сыну?
— Если они не были знакомы, то никакого.
— Это я понимаю.
— Посмотрите, пожалуйста, и вы, Вера Александровна.
Она глянула мельком, заранее готовая повторить слова мужа, но задержала карточку в руках, посмотрела еще и еще, и осторожно протянула Мазину:
— Нет. Кажется, нет.
— Благодарю вас. Эта девушка была убита пятнадцать лет назад, и я ищу людей, с которыми она была знакома.
— Не поздновато ли? — спросил Витковский саркастически.
— Возможно, — не стал спорить Мазин.
— Да погибнет весь мир, лишь бы восторжествовала юстиция! Так, помнится, у вас говорили? Однако вы совершите большую ошибку, если заподозрите Станислава. Это человек совершенно иного плана. Скорее его можно обвинить в излишнем гуманизме.
— Разве гуманизм бывает излишним?
— Поверьте, бывает, хотя мы и привыкли утверждать обратное. Это как с деньгами, их всем недостает, однако избыток денег опаснее, чем бедность.
— Такая опасность пугает немногих.
— К сожалению.
— Но что вы понимаете под избытком гуманизма?
— У Станислава? Многое. Фактически это присутствует во всех его поступках. А они сплошь нерациональны. Ушел из дома! Учился на историческом факультете и пустил все на ветер. Сменил профессию. Нужно знать его характер, чтобы понять такое.
— Теперь он врач?
— Да. Решил поспешить на помощь страждущим. Впрочем, не сужу. Он доволен, а это, в конечном счете, главное. Можно быть счастливым и в поселке. Мне тоже в свое время предлагали работу в Москве, но я отклонил и не жалею.
— Вот видите. Может быть, независимость решений — черта у вас фамильная?
— Да, мы привыкли идти своим путем, но не шарахаться.
— Ты не справедлив, Андрей, — сказала Вера Александровна.
Мазину казалось странным, что эта, так молодо выглядящая, женщина называет старого инженера ка «ты» и по имени. Лет двадцать пять разницы в возрасте в сочетании с небезуспешными косметическими усилиями создавали наглядный, подчеркнутый контраст, и Мазин заметил, что оба они не стремились его сгладить. Вера Александровна не собиралась уступать возрасту ни одного месяца, а Андрей Филиппович считал, как видно, унизительным молодиться.