Дай пять
Шрифт:
– Тогда моя реакция значения не имеет, так?
– Черт, – сдался Морелли. – Мне нужно еще пива.
– Так что там насчет свадьбы?
– В субботу выходит замуж моя кузина Джули, и мне нужно с кем–нибудь пойти.
– Ты сообщаешь мне за четыре дня до свадьбы? Я не смогу приготовится к свадьбе за четыре дня. Мне нужны новые платье и туфли. Посетить салон красоты. Как я успею все это за четыре дня?
– Ладно, да пошло оно все к черту, мы не пойдем, – разозлился Морелли.
– Полагаю, я смогла бы обойтись без салона
– На каблуках, – добавил Морелли. – Высоченные шпильки.
Я повертела стакан с пивом:
– Я ведь не твой последний шанс, а?
– Ты мой единственный шанс. Если бы мать не напомнила мне сегодня утром, я бы вообще не вспомнил про эту свадьбу. Это дело, которое я веду, оно достало меня.
– Хочешь об этом поговорить?
– Последнее, что хочу сделать.
– Как насчет дяди Фреда, хочешь еще о нем поговорить?
– О плейбое–то?
– Ага. Не понимаю, как он мог вот так взять и исчезнуть.
– Люди все время исчезают, – утешил Морелли. – Они садятся в автобус и начинают жизнь заново. Или прыгают с моста и всплывают с приливом. Иногда другие люди помогают им исчезнуть.
– Это же старикашка семидесяти с лишним лет, который такой скряга, что не раскошелится на автобусный билет и не проедет лишних пару миль, чтобы найти мост. Он оставил белье из химчистки в машине. И исчез в разгар беготни по хозяйственным делам.
Мы оба разом замолчали, когда на стол нам водрузили пиццу.
– Он только что вышел из банка, – продолжил Морелли, когда мы остались одни. – Сам он старик. Легкая мишень. Кто–нибудь мог подъехать к нему и силой усадить в машину.
– Следов борьбы не обнаружено.
– Это не значит, что ее не было.
Я переваривала это утверждение, пока ела пиццу. В результате родились кое–какие мыслишки, и они мне не пришлись по душе.
Я рассказала Морелли о моем разговоре с Уинни Блэк.
– Она знала что–нибудь о снимках?
– Нет.
– Еще одно, – произнес Морелли. – Хотел поговорить с тобой насчет Бенито Рамиреза.
Я оторвала взгляд от пиццы. Бенито Рамирез был профессиональным боксером–тяжеловесом из Трентона. Его любимым занятием значилось наказывать людей, и тут он не ограничивался пределами ринга. Особенно любил поколачивать женский пол. Нравилось ему слушать, как женщины умоляют, пока он ставил на них свое личное клеймо болезненных мук. На поверку некоторые из этих страданий кончались смертью, но всегда существовал лагерь поклонников, готовых выдать посмертное доверие худшим из преступлений Рамиреза. С ним я столкнулась, когда занималась своим первым делом в качестве охотника за головами и поспособствовала в том, что его упрятали за решетку. Для Лулы его посадили недостаточно быстро. Рамирез успел почти прикончить ее. Он изнасиловал ее, избил и порезал. А потом оставил голую истекать кровью на моей пожарной лестнице мне в назидание.
– Что насчет Рамиреза? –
– Его выпустили.
– Выпустили откуда?
– Из тюряги.
– Что? Ты хочешь сказать, что он вышел из тюрьмы? Он почти убил Лулу. И участвовал в куче других убийств.
Не говоря уже о том, что он преследовал и угрожал мне.
– Его освободили досрочно, назначив общественные работы и психиатрическую консультацию. – Морелли сделал перерыв на еще один кусок пиццы. – У него очень хороший адвокат.
Морелли сообщил это, как свершившийся факт, но я знала, что он не чувствовал смирение перед этим свершившимся фактом. Он надел свою полицейскую личину. Ту, которая скрывает все эмоции. При которой вот этот жесткий непроницаемый взгляд.
Я изобразила, что увлечена едой. Словно новости меня не слишком обеспокоили. Когда фактически из желудка к горлу поднималась тошнота.
– Когда это произошло? – спросила я Морелли.
– Вчера.
– И он в городе?
– Как всегда. Работает в гимнастическом зале на Старк.
Большой мужчина, сказала миссис Бестлер. Афроамериканец. Вежливый. Шатался по моему холлу. Боже милосердный, это мог быть Рамирез.
– Если ты заподозришь, что он болтается где–то рядом с тобой, я хочу об этом знать, – заявил Морелли.
Я запихала в рот еще кусок пиццы, но с трудом могла проглотить.
– Конечно.
Мы прикончили пиццу и попивали не спеша кофе.
– Может, тебе стоит провести эту ночь со мной, – предложил Морелли. – Просто на случай, если Рамирез решит заглянуть.
Я знала, что помимо моей безопасности, у Морелли на уме еще кое–что. Предложение звучало заманчиво. Но я уже прокатилась на этом автобусе, и, кажется, этот маршрут ведет в никуда.
– Не могу, – сказала я. – Сегодня ночью я работаю.
– Я думал, у вас застой.
– Это не для Винни. Я работаю на Рейнджера.
Морелли чуть скривился:
– Боюсь даже спрашивать.
– Ничего незаконного. Это работа в охране.
– Как всегда, – заметил Морелли. – Рейнджер вечно на страже. Рейнджер охраняет все маленькие страны третьего мира.
– Это не имеет ничего общего с торговлей оружием. Здесь все законно. Мы обеспечивает охрану на входе в квартирный дом на Слоун.
– Слоун? Ты с ума сошла? Слоун – это же прифронтовая зона.
– Вот потому там и требуется полицейская охрана.
– Здорово. Так пусть Рейнджер привлечет кого–нибудь еще. Поверь мне, ты не захочешь искать парковку на Слоун посреди ночи.
– Я не собираюсь искать парковку. Меня подбросит Танк.
– Ты работаешь с парнем по кличке Танк?
– Он огромный.
– Черт, – выругался Морелли. – Мне пришлось влюбиться в женщину, которая работает на пару с парнем по кличке Танк.
– Ты любишь меня?
– Конечно, я люблю тебя. Просто я не хочу на тебе жениться.